Бабочка. Ты прав. Одним воздушным очертаньям Я так мила. Весь бархат мой с его живым миганьем – Лишь два крыла. Не спрашивай: откуда появилась? Куда спешу? Здесь на цветок я легкий опустилась И вот дышу. Надолго ли, без цели, без усилья, Дышать хочу? Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья И лечу.

Ну, это совершенно невыносимо! Весь как есть искусан злобой. Злюсь не так, как могли бы вы: как собака лицо луны гололобой – взял бы и все обвал. Нервы, должно быть… Выйду, погуляю. И на улице не успокоился ни на ком я. Какая-то прокричала про добрый вечер. Надо ответить: она знакомая.

Хочу. Чувствую – не могу по-человечески. Что это за безобразие! Сплю я, что ли? Ощупал себя: Такой же как был, лицо такое же, к какому привык. Тронул губу, а у меня из-под губы клык. Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь. Бросился к дому, шаги удвоив. Бережливо огибаю полицейский пост, Вдруг оглушительное: «Городовой, хвост!»

Провел рукой и – остолбенел! Этого-то, всяких клыков почище, Я и не заметил в бешеном скачет: У меня из-под пиджака Развеерился хвостище и вьется сзади, Большой, собачий. Что теперь? Один заорал, толпу растя. Второй прибавился третий, четвертый.

Смяли старушонку. Она, крестясь, что-то кричала про черта. И когда, ощетинив в лицо усища-веники, Толпа навалилась, огромная, злая, Я стал на четвереньки и залаял: Гав! Гав! Гав!

Птицы Звенит голосами рассветная тишь – Пичуг разливаются звоны. И кажется, будто вот-вот – и взлетишь В зовущие певчие кроны. «Примите нас в стаю, мы ваша родня – Пернаты, крылаты, певучи, Мы будем вам вторить, вот так же звеня, А может быть, даже получше!»

Но птицы смеются – дрожит высота: « Нам вашей подмоги не нужно! Послушайте, как наша песня проста, Естественна и ненатужна! Куда вам, чьи песни – заслуга, трофей, До музыки наших дыханий Из крохотных легких, малюток- трахей, Коротеньких наших гортаней! » « Откройте нам, птицы, успеха секрет! » – И небо светлеет от смеха: « В нас есть только души, а разума нет, Который для счастья – помеха! » Любовь Сирота

Птицы черные кричат, Кружат тучею живою, Над сгоревшею листвою Нависают, будто чад. Будто с самого утра Нам проклятья изрыгают, Зло пророчат и пугают Невозможностью добра. Если в мире мрак и страх, Если горечь сводит скулы, Убедительны посулы Жутковатых этих птах. Но не верь, мой друг, не верь. Мельтеша и куролеся, Не постигнуть равновесья Обретений и потерь. Скоро выпадут дожди. Что бы птицы ни вещали, Мир прекрасен до печали, До осаднения в груди. Просто-напросто, мой друг, Наше время роковое, Словно зеркало кривое, Исказило всё вокруг, Исковеркало наш взгляд На обыденные вещи. Эти птицы не зловещи. Просто души их болят… Любовь Сирота

Автор: Александр Городницкий Над клевером зависшая пчела Над клевером зависшая пчела, Мохнатая, в тигриной позолоте, Как уголёк негаснущий светла, И тяжела, как пуля на излёте. Короткий век свой жить какой ей толк С соцветиями липкими в обнимку? Что значит для неё любовь и долг, И Родина? Согласно Метерлинку, Неизмеримо больше, чем для нас. Мы чужаки в рассветном этом дыме. Над клевером зависшая пчела

Нам не дано входить, увы, В наряде странном и зеленом В прохладные леса травы, Наполненные тихим звоном. Автор: Александр Городницкий Поет кузнечик, как солист Поет кузнечик, как солист Поет кузнечик, как солист, Под золотыми облаками. Неповторим упавший лист, Неповторим лежащий камень.

Призрачным светом скользя по оградам, Встала луна над ночным зоосадом – Спелая, будто в соку ананас. Бодрствует сторож – смотритель дотошный, Прочие спят. Полукруг свой роскошный Бережно спрятал павлин-ловелас. Дремлет пантера с вальяжностью графа. В небе, над ветками, вписан в пейзаж Дагерротип – очертанье жирафа, Скрыт темнотой золотой камуфляж. Спят дикобразы, пригладив иголки, Дремлют угрюмые серые волки – Выть на луну отучил зоосад. Дремлют нездешние звери и птицы, Дремлет фламинго на тоненькой спице, Странно-изыскан, хотя и носат.

Дремлет шакал безобиднее шавки, Спит бородавочник праведным сном. (Впрочем, когда б не его бородавки – Быть бы ему рядовым кабаном). По-человечьи тепло у мартышек. Нежно к себе прижимая детишек, Мамы мартышечьи сонно сопят. Сторож свершает привычное бденье – Маленький бог, обходящий владенья: Спят травоядные, хищники спят. После кровавого львиного пира, После грызни, ностальгии, тоски Дремлет модель идеального мира – Мирны картины, и вздохи легки… Любовь Сирота

Кошка Гением ада, исчадием зла Чёрная кошка мне путь пресекла. Эдак врасплох, вероломно и скоро, Выскользнув, вынырнув из-за забора, Мимо меня пронеслась, как стрела, И преспокойно в траве залегла. Смотрит, однако, с мольбой и тоской. Я приближаюсь и глажу рукой Бархат насыщенно-чёрного цвета. Ах ты, моя дорогая примета! Вправду тебя подослал Сатана, Или же попросту ты голодна? Светятся два изумрудных огня. Злое пророчество - не про меня. Нет, не приму за дурную примету Это изящество, ласковость эту, Эту доверчивость, эту мольбу - Разве такое испортит судьбу? Л.С.

Ты пришла. Скользнула под простынку. Ты ко мне прижалась горячо. Грациозно изогнула спинку И уткнулась носиком в плечо. Я безволен. Мне с собой не сладить. Клялся: не пущу! Но ты пришла – Вновь готов ласкать тебя и гладить, Разомлев от твоего тепла. Спи, малышка. Пусть меня осудят, Что опять постель с тобой делю. Ты чиста, я верю. Будь что будет!.. Не тревожься. Я тебя люблю. Сколько неги в этом гибком теле! …Эй, послушай, что там за дела?! Ну просил же: не чешись в постели! Брысь отсюда! Блох мне натрясла! Шизель (Любовь Сирота)

Сонет Автор: Юрий Гречко Природа изумительно проста. Желанная гармония мы сами, когда лежим, следя за небесами, и слышим лет кленового листа. И тихо так... и так легко уста пьют воздуха, прогретого лесами, два-три глотка... и дети с туесами крадутся в заповедные места.