Подготовили: Учащиеся 10 класса Ахметов Аскар Коневский Николай Кузнецова Виктория Семенов Артур

Надо знать, какой бывает война, чтобы знать какое это благо – мир… А.Адамович, Д. Гранин

Страшные дни блокады Ленинграда останутся одними из самых трагических страниц в летописи Великой Отечественной Войны. В нашем исследовании, посвященном блокадным дням, мы поставили целью обобщить по возможности весь известный материал о жизни детей в осажденном городе. Трагически сложилась судьба наших сверстников в эти тяжелые для Ленинграда дни. Мы считаем, что забывать об этом нельзя; кто забывает прошлое, обречен на ошибки в будущем. В своем исследовании мы использовали документальные материалы: фотографии, письма, рассказы, дневники. Эти документы наполнены таким горем и такой болью, которые не утихнут и спустя много лет.

С этих страниц, как живые к живым, обращаются к нам наши сверстники; мальчишки и девчонки, лишенные радости детства войной. Мы не имеем права о них забывать, память о них – наша совесть наша боль. И тот, кто почувствует эту боль, как свою, никогда не допустит повторения того кошмара, имя которому – война.

С самого начала работы над проектом, нам было интересно узнать, как и чем жили наши сверстники тогда. Мы начали собирать различные материалы: книги, рассказы, исторические документы, дневники люди живших в блокадном городе. Из всех собранных материалов, мы отобрали те которые рассказывали о жизни детей: чем они занимались, как учились работали, помогали взрослым. Мы узнали, что во время блокады дети разучились смеяться. Нам показалось это очень страшным. Сегодняшним мальчишкам и девчонкам трудно это понять. Страшно, как дети умирают от голода и холода, от обстрелов. «Разве можно сказать, что у детей было детство? Да нет, конечно…

Многое изменилось после рассказа Игоря Васильевича Михеева. С семилетним мальчиком пережил самую страшную блокадную осень зиму 1941–1942 года. Именно этот человек заставил нас посмотреть на нее иначе. И каждый из людей, переживших блокаду, с которыми мы встречались в ходе нашего исследования, хотя и вспоминает свое детство со слезами на глазах, но считает его самым радостным и светлым периодом своей жизни.

И проект «Дети блокадного Ленинграда» способствует наиболее глубокому пониманию той моральной и психологической ситуации сложившейся в осажденном городе. Мы считаем, что данный проект может по праву отразить жизнь военного периода в целом. Ведь точно также от звука налетов сжималось сердце у детей не только многих городов Советского Союза, но и Лондона, Берлина, Праги, Роттердама. И отголоски той войны слышны до сих пор. Но мужество людей, их желание жить, бороться, вера и надежда, милосердие отражают подвиг целого народа, а может и человечества в сопротивлении насилию, стремлении прекратить войну.

Вот один из рассказов…. Война началась, когда мне шел восьмой год. Много это или мало? Во время войны мы стали на много взрослее, серьезнее. Мне кажется, что я помню то время лучше, яснее, чем всю последующую жизнь. В то лето, как всегда, меня отвезли в деревню к бабушке, на парное молоко. Деревня небольшая ( 29 домов ) в 15 км. От города Кингисепп и в 25 км. от границы с Эстонией, на берегу реки Луги. Красивейшее место! Что такое война – мы там почувствовали сразу. Много колхозников уехало в Кингисепп рыть окопы. Уехали и моя мама, и дядя. Стали часто налетать самолеты – видели, как рвались бомбы. Однажды мы увидели настоящий воздушный бой. Над нашей деревней, вдоль реки, низко пролетел подбитый самолет. Вскоре появилась машина с военными. Они интересовались, в какую сторону он летел. И сколько гордости было у меня, когда, как старшую из ребят, меня попросили указать дорогу.

Вернулась с окопов мама, потом дядя. Приближались немцы. Однажды к нам пришли военные, угощали детей галетами. Они рассказали, что немцы совсем близко, а из Кингисеппа будет идти последний поезд, и если кто хочет пробираться в Ленинград, то может доехать до станции Веймары, что в 12 километрах. Там будет поезд. Мама решила ехать. Набралось 7 человек. И дед, потомственный егерь, знающий все лесные тропинки, повел нас к станции лесом. (Через несколько лет мы узнали, что нашу деревню, всего через два часа после нашего ухода заняли немцы). Станция Веймары представляла собой жуткое зрелище. На путях – две огромные воронки от бомб. Изрешеченное осколками и не сохранившее ни одного стекла здание вокзала. А на заборе висела красная фуражка начальника вокзала. Восстановлен был только один путь. Никого из людей не видно. Стали ждать поезд.

Неожиданно со стороны Кингисеппа пришел военный эшелон. Он долго стоял. Было жутко от вида пушек. И в то же время очень интересно. Столько военной техники мы видели впервые. А вскоре пришел и наш поезд, где не было людей. Только мы, семь человек, сели в поезд в Веймаре. На станциях поезд долго не стоял. Вдоль железнодорожных путей шли люди, пробирались в Ленинград. Машинист очень часто притормаживал возле таких групп. Люди садились. К концу пути поезд был битком набит. Доехали почти благополучно: из-за обстрела в Гатчине простояли довольно долго, до вечера. Это было в начале августа 1941 года. В августе мы получили наши первые продовольственные карточки. Запасов продуктов в доме не было. Недостаток еды мы почувствовали очень скоро. Отец жил на заводе. Его мы видели редко. Домой он приходил, чтобы помыться и сменить белье. Немцы приближались к городу, частота бомбежек возрастала. В домах очищались подвалы и устраивались бомбоубежища, такое бомбоубежище было и в нашем доме. При первых же звуках тревоги мы с мамой забирали сумку с самым необходимым и спускались туда. Некоторые жильцы дома там и ночевали. Но скоро привыкли к тревогам и оставались дома. Только отходили подальше от окон.

Все неработающие жильцы дома были включены в группу самозащиты. Маму назначили ее начальником. Группа готовила дом к защите от пожаров. Были покрашены специальным составом, предохраняющим от загорания чердачные перекрытия, очищены чердаки от лишнего, расставлены ящики с песком и бочки с водой на случай, если попадут зажигательные бомбы, организованы посты на чердаках и лестницах. Чуть позже мама разрешала мне относить сводки в штаб МПВО района, который находился на Владимирском проспекте, когда в нашем районе было более-менее спокойно. Очень хорошо помню самый страшный налет, 8 сентября. Впервые рвались в городе бомбы. В этот день немцы разбомбили Бадаевские склады – самые большие склады продовольствия города. Долго полыхал огонь и в воздухе висел черный дым. Говорили, что сахар там плавился и пропитал землю. В самое страшное время голода люди ходили на место Бадаевских складов, собирали землю. Она была сладкой. Эту землю варили. Получалась сладкая жженая патока. Собирала эту землю и мама.

В начале сентября кольцо города было замкнуто. Сначала распределение норм по карточкам было вполне достаточно, но нормы стали быстро снижаться, так, со 2-го сентября по 20 ноября 1941 года нормы хлеба были снижены в 5 раз. Иждивенцы стали получать по 125 грамм хлеба. Да и какой это был хлеб… В одном из воспоминаний о хлебопекарне того времени я прочитала о составе этого хлеба: Целлюлоза – 25% Шроты( выжимки из молотой сои) – 20% Мука ячневая – 5% Солод – 10% Жмых – (при наличии заменял целлюлозу) Отруби – ( при наличии заменяли шроты) И только 40% - ржаная мука.

Начался голод. Хотелось есть постоянно. На улицах люди падали от истощения, умирали. Иногда по нескольку дней лежали окаменевшие трупы, пока их не подбирали девушки из МПВО. Видела, как машины, наваленные трупами с верхом, ехали по Загородному проспекту. Хоронили в братских могилах на Волковом, Обуховском и Пискаревском кладбищах. Сколько их было точно и кто они поименно – это и сейчас неизвестно. Очень много, сотни тысяч! Дров было мало. Большую печку теперь не топили. Однажды папа принес железную печку, «буржуйку», трубы вставили в дымоход большой печки. «Буржуйка» заменила нам плиту, и примус с керосинкой, и печь – давала какое-то тепло в комнате.

Однажды погас свет, как оказалось, погас надолго. Электроэнергия давалась только на предприятия, работающие для фронта. В доме появилась маленькая баночка с фитильком – коптилка, с которой мы прожили все блокадные дни и вечера. Поздней осенью в Ленинграде темнеет рано. Ленинградцы стали ходить с брошками на пальто. Брошки, покрытые фосфором, светились в темноте, и прохожие видели друг друга. Остановились трамваи, троллейбусы. Отец стал приходить домой реже. Ему стало трудно преодолевать путь от Обводного канала до дома, на ул. Рубинштейна.

Иногда мы с мамой ходили его навещать (Ленжиркомбинат). Завод этот тоже в то время работал для фронта. Но, по старой привычке, туда стаями слетались голуби и воробьи. Рабочие их отлавливали. Многим эти птички помогли выжить. Раз в неделю отцу выдавали еще кусок жмыха ( подсолнечного или льняного), иногда он приносил его домой. Этот кусочек, величиной с ладонь, мама растягивала на несколько дней. Никогда не забуду, как, в поисках пищи, перебирая кухонный стол, я нашла две засохшие кильки. Я их съела мигом. И, уже после войны, еще долго вспоминала те кильки, подсушивала селедку.

Однажды, когда мы брали воду, туда подъехали на машинах военные. Они снимали камерой фильм. Потом, много лет спустя, я узнала, что среди них был знаменитый кинодокументалист Роман Кармен, который снимал фильм «Ленинград в борьбе». Несколько раз за водой приходилось ходить и на Фонтанку.

Радио для блокадников играло очень большую роль. Радио работает- значит, город живет. Радио извещало нас о начале и конце тревог и обстрелов, а между ними звучал равномерный стук метронома. Только по радио люди узнавали, что происходит на фронте. А как проникали в души блокадников выступления Ольги Бергольц. Жила она тоже на нашей улице. Сейчас на ее доме 7 прекрасный барельеф. Уже позже по радио стали исполнять песни, и мы их разучивали. Так, я запомнила песню Соловьева-Седого «Соловьи», песню о дивизии Димитрия Донского.«Соловьи»,

После разгрома немцев под Москвой стало как- то веселее: и наши могут громить врага! А затем и продукты стали поступать по Ладоге. Ладога – Дорога Жизни. Многим она спасла жизнь, эта дорога! Только Дороге Жизни мы были обязаны тем, что 25 декабря было объявлено о повышении норм хлеба – рабочим 350 граммов, остальным по 200. Какую радость и какой подъем духа вызвала эта прибавка! Для каждого тогда слово «хлеб» означало жизнь. Не могу не рассказать о своей тете, маминой родной сестре, Алексеевой Екатерине Ивановне. Я просто восхищаюсь ее героизмом. Она была обыкновенным шофером и доставляла на машине продукты в Крондштадт по льду Финского залива. Женщина очень волевая, отчаянная, смелая, она водила машину под обстрелами, не закрывая дверцу, на случай, если машина вдруг начнет проваливаться в полынью. В дни ее приезда мы с мамой ходили на Васильевский остров, где была их база.

После окончания 1-го класса я попала в городской лагерь, организованный во Дворце пионеров, на другой стороне Фонтанки. Там было уделено много внимания нашему питанию. Когда не было бомбежек и обстрелов, мы гуляли и играли в саду, где были две земляные горки, мы любили на них играть. Как потом мы узнали, под этими горками были зарыты знаменитые кони Клодта с Аничкова моста. Больше всего времени мы проводили внизу здания дворца, там, где размещены раздевалки. Помню, очень часто были обстрелы и мы все время прислушивались: далеко или близко упал снаряд. С наступлением весны город стал оживать. Всю зиму снег и нечистоты с улиц не убирались. Вышло постановление о привлечении к санитарной очистке города всего населения. Так прошла страшная черта моей жизни…

Путь к отцу Путь к отцу Шла к отцу и слез не отирала: Трудно было руки приподнять. Ледяная корка застывала На лице, отекшем у меня. Тяжело идти среди сугробов: Спотыкаешься, едва бредешь. Встретишь гроб - не разминуться с гробом. Стиснешь зубы и - перешагнешь. Друг мой, друг, и я, как ты, встречала Сотни их, ползущих по снегам. Я, как ты, через гробы шагала: Память вечная таким шагам. Память вечная, немая слава, Легкий, легкий, озаренный путь: Тот, кто мог тогда перешагнуть Через гроб, - на жизнь имеет право… Шла к отцу и слез не отирала: Трудно было руки приподнять. Ледяная корка застывала На лице, отекшем у меня. Тяжело идти среди сугробов: Спотыкаешься, едва бредешь. Встретишь гроб - не разминуться с гробом. Стиснешь зубы и - перешагнешь. Друг мой, друг, и я, как ты, встречала Сотни их, ползущих по снегам. Я, как ты, через гробы шагала: Память вечная таким шагам. Память вечная, немая слава, Легкий, легкий, озаренный путь: Тот, кто мог тогда перешагнуть Через гроб, - на жизнь имеет право…

В первой декаде февраля умерло человек (мужчин - 65,8 процента), во второй (мужчин - 58,9 процента). Самая высокая смертность была зафиксирована в январе 1942 года - за один месяц умерло человек. Хуже всего приходилось детям. Когда умирают взрослые - это тяжело, но понятно. А смерть детей сознание принимать отказывается. Среди обвинительных документов, представленных на Нюрнбергском процессе, была и маленькая записная книжка, которую вела двенадцатилетняя ленинградская девочка Таня Савичева. В книжке девять страниц, на шести из них - даты. Шесть страниц - шесть смертей. "28 декабря 1941 года Женя умерла... Бабушка умерла 25 января 1942-го. 17 марта - Лека умер. Дядя Вася умер 13 апреля. 10 мая - дядя Лёша, мама - 15 мая. Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня.

Таню обнаружили служащие специальных санитарных команд, обходившие ленинградские дома. Когда ее нашли, она была без сознания от голода. Вместе со 140 другими ленинградскими детьми в августе 1942 года девочку эвакуировали в село Красный Бор Горьковской области. Врачи два года боролись за ее жизнь. Таню перевели в расположенный в том же районе Понетаевский дом инвалидов с более квалифицированным медицинским обслуживанием. Но болезнь уже была неизлечимой. 24 мая Таню перевезли в Шатковскую районную больницу. Там 1 июля 1944 года она и умерла. Ее похоронили на поселковом кладбище.

«Блокада Ленинграда» Никогда не позабыть мне этих Трудных 900 блокадных дней. И пока живу на этом свете, Не стереть их в памяти моей. Помню, мы устали от бомбёжки, Падая от голода и ран, Хлеб с мякиною делили понемножку, Только чтоб никто не помирал. В городе трамваи не ходили, В доме было холодно и пусто, А мы слабым голосом просили Чёрный ломтик, чёрствый и невкусный. И мороз в ту зиму был суровый, За водой ходили на Неву. Голодом блокадным был окован, Город мой стоял в огне, в дыму.

Каждый день соседи умирали – Этого никак не позабыть. До весны под лестницей лежали, Некому их было хоронить. На отца прислали похоронку Чтобы выжить, чтобы устоять, Мы остались с мамой – три девчонки, Так боялись маму потерять! Она ездила на Среднюю Рогатку Строить укрепленья, блиндажи, Дорогие мамы – ленинградки Защищали наши рубежи. На работу утром собиралась, Вечером вернётся ли она? За хозяйку в доме оставалась Третьеклассница - сестра моя. Ежедневно шла она за хлебом, Крепко карточки зажав в кулак. А под зимним ленинградским небом Стервенел и злился лютый враг.

Но бесстрашный маленький ребёнок Шёл домой печурку протопить, А весною двух своих сестрёнок Щами с лебедою накормить. И однажды раненую, чуть живую На руках принёс её солдат. Спас от смерти девочку родную, И сказали мы: «Спасибо, брат!». А над городом свистели пули. Рвались бомбы, землю бороздя. Падали измученные люди, Утром на работу уходя. С книжками, с противогазной сумкой Мы ходили в школу каждый раз. Но сказал учитель нам однажды: «Временно оставим мы свой класс.

Встретимся, когда прогоним немцев, Разобьём фашистов - палачей. Улыбнётся город нам, как прежде Под сиянием солнечных лучей ! Вы не плачьте, не грустите, дети ! Непременно соберёмся вновь. Будете счастливей всех на свете, Будет мир, и дружба, и любовь !» Я иду по ленинградским улицам, Вспоминаю прошлые года. Никогда такое не забудется, Не исчезнет память, никогда ! г.

Тем, кто родился после войны, многого уже не понять и того, что пережило военное поколение - не пережить. Можно только слушать рассказы тех, кто выжил, и постараться осознать, попытаться почувствовать, что они пережили, и сохранить это в памяти... И отдать дань вечного уважения и вечной благодарности. Те, кто пережил блокаду, были обычными людьми. Они сумели совершить невозможное - пережить ледяной ад. И не только пережить, но и остаться людьми. Они уходят, и вместе с ними уходит история. От нас зависит, чтобы она не ушла навсегда. Тем, кто родился после войны, многого уже не понять и того, что пережило военное поколение - не пережить. Можно только слушать рассказы тех, кто выжил, и постараться осознать, попытаться почувствовать, что они пережили, и сохранить это в памяти... И отдать дань вечного уважения и вечной благодарности. Те, кто пережил блокаду, были обычными людьми. Они сумели совершить невозможное - пережить ледяной ад. И не только пережить, но и остаться людьми. Они уходят, и вместе с ними уходит история. От нас зависит, чтобы она не ушла навсегда.

Использованная литература. 1. Дети города-героя. Лениздат, Память. Письма о войне и блокаде.Лениздат, Стояли рядом со взрослыми. Сборник документальных очерков.Лениздат, Н.Ходза. Дорога жизни. Ленинград."Детская литература", О.Шестинский. Опасная сторона. Л., "Детская литература", О.Берггольц. Дневные звезды. Проза второй половины ХХ века. М., "Слово", Венок славы. Том 3. Подвиг Ленинграда. М., "Современник", Р.Рождественский. Реквием