День памяти жертв политических репрессий в России - напоминание нам о трагических страницах в истории страны, когда тысячи людей были необоснованно подвергнуты репрессиям, обвинены в преступлениях, отправлены в исправительно-трудовые лагеря, в ссылку и на спецпоселения, лишены жизни.

Памятник литовским узникам, погибшим на шахте 29 в Воркутлаге. Памятник поставлен в 1991 г.

Отца арестовали в ночь с 26 на 27 января 1937 года. Настали дни недоуменного молчания и страха. Каждую ночь увозили кого-то из соседей. Двор наш опустел, никакой ребятни. В дом к нам перестали ходить. Ни мама, ни мы с братом не верили в виновность отца. В марте маму вызвал директор и предложил уйти с работы по собственному желанию. Нам стало совсем не на что жить. В ночь с 20 на 21 августа арестовали маму. При аресте ей сказали, что ничего брать с собой не надо. Так что в тюрьме она оказалась в одном летнем платье, а в лагере ходила босая, как оборванка. Добрые люди поделились с ней своим старьем, когда она еле живая шла по этапу. В течении двух лет она не знала, где ее дети, что с ними. Мама будет сидеть в углу камеры, глядеть на постоянно горящую лампочку и молчать. Меня с братом отправили в детский дом.

Мордвинов Борис Аркадьевич...Почти немыслимая здесь, Фальшиво, дико, сухо, резко, Как жесть, гремящая о жесть, Звучала музыка оркестра... В снега уставив свой костыль, Окоченев в бушлате рваном, Безногий парень колотил В тугую кожу барабана; Худой и желтый, как скелет, Вот-вот готовый развалиться, Дул кларнетист, подняв кларнет, Как черный клюв огромной птицы; У посиневших мертвых губ Двух трубачей, стоявших тут же, Блестела медь огромных труб, Жестоко раскаленных стужей. Казалось, призраки сошлись В холодном сумраке рассвета, Чтоб до конца наполнить жизнь Своим неповторимым бредом... Над жалким скопищем людей, Желавших отдыха и хлеба, В циничной наглости своей Бравурный марш вздымался к небу... Ни в ком ответа не родив, Он симулировал свободу, Отвергнут мертвою природой И полумертвыми людьми. Лев Карсавин

Александр Клейн Забыв про голод и усталость, Я после каторжного дня Делился тем, чего хоть малость Во мне осталось от меня. И в пересказе книжки старой Рождался грохот баррикад, И кто-то всхлипывал на нарах, А кто-то ахал невпопад, И каждый видел ход подземный, Которым, не жалея сил, Герой, как я, от стен тюремных Друзей к свободе уводил.