О. Г. ВЕРЕЙСКИЙ «Василий Теркин»
«Два солдата»
О.Г. Верейский
Бой идет святой и правый. Смертный бой не ради славы. Ради жизни на земле. «Переправа»
Город Ширвиндт ( ныне пос. Кутузово Краснознаменского района ), жестоко размолоченный прошедшими боями и до сих пор обстреливаемый немцами из дальнобойной артиллерии, один из первых пунктов, занятых нами на немецкой земле. Свежие, еще не потемневшие от дождя груды кирпичной щебенки, безобразные зубцы стен, погнувшиеся в огне балки и обрывки арматурного железа, битая черепица, хрустящая под ногами, как ореховая скорлупа. За рекой Шешупой из записной книжки «Родина и чужбина» Пыль штукатурки, толченого камня и какой-то сухой удушливой гнили красновато-серой мглой стоит вокруг, покрывает кузова грузовиков, шинели и лица бойцов- дорожников, ковырявшихся на развалинах. Разрушенный город вывозят на дороги и выбучивают в раскисшие колеи, в трясину объездов, в колдобины и ямы прифронтовых шоссе. Иного материала для починки дорог здесь, на немецкой земле, нет…
Город горел, большой, пустой, обстреливаемый немцами немецкий город. Под низким, мглистым и задымленным небом морозного полудня его зловеще озаренные пламенем улицы казались ходами и переходами какого - то подземелья, преисподней. Длинные, густые космы пламени, там и сям выбившись из окон, схлестывались на наружной стороне простенка, сшибали вывески, выбрасывались за средину улицы, стремясь соединиться с огнем, бушующем на противоположной стороне. Все грохот взрывов, и звон стекла, и лязг гусениц, и цокот копыт на главной улице города, все покрывается слитным, непрерывным, полным жуткой выразительности ревом огня. Занимаются огнем крашенные масляной краской стены комнат, трещит и вспучивается от огня провощенный, туго пригнанный, дощечка в дощечку, паркет, горит обшивка, обивка, утварь, горит все, что способно гореть или гибнуть в огне. Горит город, оставшийся целым и сохранившийся все эти годы войны, когда не было уже в живых Смоленска как города, Вязьмы и сотен других городов...
И наш воин, встречая по пути своего продвижения в глубь Германии разноязыкий люд, бредущий из плена домой, будь тем домом Минск или Варшава, Париж или пограничные с Германией места Литвы, он воочию, натурально видит себя воином- освободителем. Француз, поляк и люди иных языков и наречий с благодарностью машут ему рукой, шагая по обочине тесных немецких дорог, выкрикивают где-то пойманные и заученные два три словечка по-русски. А то вдруг из толпы голос родной души и сама родная русская речь в полной своей сохранности и красоте под этим чужим небом: - Здравствуйте, родненькие! Спасибо, товарищи! - Нет ли кого с Орловщины? - Тут еще одна вяземская шла, девочка с ней вот этаконькая. Господи… - Федорова не слыхали, Илью Ивановича? Военный тоже. С сорок первого года. Сын родной... Без конца тянутся обозы, толпы и одиночки, семьи и землячества людей, обретших свободу. И как ни далека дорога на родину, сколько бы ни предстояло еще трудностей в пути, они, эти люди, уже на родине, под верной защитой своих освободителей, уходящих все дальше на запад.
На восток, сквозь дым и копоть, Из одной тюрьмы глухой По домам идет Европа. Пух перин над ней пургой… Он стоит, освободитель, Набок шапка со звездой. Я, мол, что ж, помочь любитель, Я насчет того простой. Мол, такая служба наша, Прочим флагам не в упрек... - Эй, а ты куда, мамаша? - А туда ж, домой, сынок. В чужбине, в пути далече, В пестром сборище людском Вдруг слова родимой речи, Бабка в шубе, с посошком. Старость вроде, да не дряхлость В ту котомку впряжена. По-дорожному крест-накрест Вся платком оплетена.
Э ТО фото сделано в Тапиау 9 мая 1945 г. (в центре А.Твардовский и О. Верейский). Светит месяц ночь ясна, Чарка выпита до дна… А.С. Пушкин
Та самая памятная доска А. Твардовскому на доме по улице Калининградской, 21 в г. Гвардейске 9 мая 1945 г. - в г. Тапиау (ныне Гвардейск) военным корреспондентом фронтовой газеты "Красноармейская правда" и выдающимся поэтом А. Т. Твардовским написана последняя глава поэмы "Василий Тёркин".
В издательстве "Вагриус" в канун 60-летия Победы вышли военные дневники и письма Александра Твардовского "Я в свою ходил атаку"- уникальная книга, подготовленная дочерями Александра Трифоновича Твардовского. Мы предлагаем вашему вниманию фрагменты писем и дневниковых записей Александра Трифоновича. А.Твардовский. Восточная Пруссия г
,…Война на нашем фронте на исходе. Предстоят месяцы тылового сидения. Я надеюсь уберечься от тоски тем, что буду заканчивать «Теркина». Сознание близкого завершения работы бодрит меня, утешает и вместе с тем беспокоит, как это и должно быть. Ведь это же «Тёркин», который для меня более чем живой человек – Тёркин – моя мысль, моя вера, «боль моя, моя отрада, отдых мой и подвиг мой»,,…Война на нашем фронте на исходе. Предстоят месяцы тылового сидения. Я надеюсь уберечься от тоски тем, что буду заканчивать «Теркина». Сознание близкого завершения работы бодрит меня, утешает и вместе с тем беспокоит, как это и должно быть. Ведь это же «Тёркин», который для меня более чем живой человек – Тёркин – моя мысль, моя вера, «боль моя, моя отрада, отдых мой и подвиг мой», … «…Уезжаем мы покамест в городок Тапиау, потом, может быть в Кёнигсберг на длительную стоянку. Но и того с определенностью сказать нельзя, т.к. покамест едем просто в поезде – квартир на месте нет. Последние недели войны превратились для нас в постылейшее перетаскивание, увязывание и развязывание вещей. Написать за последние дни ничего не смог. Главным образом, это шум и грохот, несущийся с улицы, от проходящих войск. Кстати, зрелище необычайное и волнующее.«…Уезжаем мы покамест в городок Тапиау, потом, может быть в Кёнигсберг на длительную стоянку. Но и того с определенностью сказать нельзя, т.к. покамест едем просто в поезде – квартир на месте нет. Последние недели войны превратились для нас в постылейшее перетаскивание, увязывание и развязывание вещей. Написать за последние дни ничего не смог. Главным образом, это шум и грохот, несущийся с улицы, от проходящих войск. Кстати, зрелище необычайное и волнующее. ….…. …Спасибо тебе, дорогая, за твой отзыв о главе «По дороге на Берлин». Я так рад, так рад, что она тебе понравилась, но «Баня», по-моему лучше. А сейчас я пишу главу, которая должна быть ещё лучше.…Спасибо тебе, дорогая, за твой отзыв о главе «По дороге на Берлин». Я так рад, так рад, что она тебе понравилась, но «Баня», по-моему лучше. А сейчас я пишу главу, которая должна быть ещё лучше. ….….
На околице войны - В глубине Германии - Баня! Что там Сандуны С остальными банями ……. Много хуже для здоровья, По зиме ли, по весне, Возле речек Подмосковья Мыться в бане на войне, Ну-ка ты, псковской, елецкий Ну-ка ты, псковской, елецкий Иль еще какой земляк, Зачерпни воды немецкой Да, уважь, плесни черпак. Не жалей, добавь на пфенниг, А теперь погладить швы Дайте, хлопцы, русский веник, Даже если он с Литвы. Честь и слава помпохозу, Снаряжавшему обоз, Что советскую березу Аж за Кенигсберг завез…
«Был в Кёнигсберге. Одно из самых сильных впечатлений за всю войну.» А. Твардовский
С кем я только не был дружен С первой встречи близ огня. Скольким душам был я нужен, Без которых нет меня.
Чтобы радостью нежданной У бойца согрелась грудь, как от той гармошки рваной, Что случится где- нибудь …….. Толку нет, что, может статься, у гармошки за душой…
Земли родной бескрайни дали,Отчизна – мать, да Страны свободного труда. будет светел В дни торжества и в дни печали Тебе твой путь во тьме любой. Мы нераздельны с ней всегда.И выше долга нет на свете Идти с тобой на подвиг твой.
Пусть о Тёркине почтенный Скажет важно генерал, Он-то скажет непременно, Что медаль ему вручал; Пусть читатель вероятный Скажет с книжкою в руке: Вот стихи, а все понятно, Все на русском языке,., Я доволен был бы, право, И не гордый человек Ни на чью иную славу Не сменю того вовек. Повесть памятной годины, Эту книгу про бойца, Я и начал с середины И закончил без конца
Александр Твардовский оставил нам прекрасное, богатейшее наследие - пример собственной жизни, образец высокого гражданского мужества, подлинного патриотизма. Его поэзия нам сегодня чрезвычайно нужна, потому, что время наше тоже не из легких. Поэтому не забудем его завет - о главном, без чего не мыслил он своего существования: А всего иного пуще Не прожить наверняка Без чего? Без правды сущей, Правды, прямо в душу бьющей, Да была б она погуще, Как бы ни была горька.
«На одной из площадей Смоленска стоит памятник Александру Трифоновичу Твардовскому, Он был открыт к 50-летию Победы и вот уже много лет является одним из знаковых мест этого пограничного города России. Сидит поэт, отлитый в бронзе, рядом со своим героем Василием Теркиным, и ведут они неспешный разговор, и раздвигает боец свою гармонь. И кажется, вот сейчас зазвучат самые народные, самые глубокие стихи, которые дано было создать только в напряженные дни войны, когда жизнь и смерть стояли рядом».