к.филос.н., доц. каф. философии и культурологии ТОГУ ТЕСЛЯ Андрей Александрович СОКРАТ

Современники: Платон – преимущественно ранние диалоги, в первую очередь «Апология Сократа», «Критон». Из диалогов среднего периода: «Пир», «Федр». [см. любое издание] Ксенофонт – комплекс его т.н. «Сократических сочинений» [в переводе С.И. Соболевского, 1-е изд. – М.: Academia, 1935] «Воспоминания о Сократе» (Memorablia) «Апология [Защита Сократа на суде]» «Пир» «Домострой» Аристофан – в первую очередь комедия «Облака», 423 г. [любое издание]. [большой материал для размышлений также дают сократические школы – демонстрируя альтернативные платоновской интерпретации учения Сократа]. Ближайшие потомки: Аристотель. В первую очередь «Метафизика». NB: текстуальное разграничение тех взглядов, которые приписываются Сократу, и взглядов Платона [на русском см. краткий обзор Грегори Властоса: Греческая философия. Т. 1 / под ред. М. Канто-Спербер. – М., – С. 135 – 157]. ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ

Алкивиад: «Более всего, по- моему, он похож на тех силенов, какие бывают в мастерских ваятелей и которых художники изображают с какой- нибудь дудкой или флейтой в руках. Если раскрыть такого силена, то внутри у него оказываются изваяния богов. […] Что ты сходен с силенами внешне, Сократ, этого ты, пожалуй, и сам не станешь оспаривать. А что ты похож на них и в остальном, об этом послушай» (215b). Статуэтка силена с чертами Сократа, Палестина, римский период. Источник: html html СОКРАТ - СИЛЕН

«[…] вначале я не упомянул, что и речи его больше всего похожи на раскрывающихся силенов. В самом деле, если послушать Сократа, то на первых порах речи его кажутся смешными: они облечены в такие слова и выражения, что напоминают шкуру этакого наглеца- сатира. На языке у него вечно какие-то вьючные ослы, кузнецы, сапожники и дубильщики, и кажется, что говорит он всегда одними и теми же словами одно и то же, и поэтому всякий неопытный и недалекий человек готов понять его речи на смех. Но если раскрыть их и заглянуть внутрь, то сначала видишь, что только они и содержательны, а потом, что речи эти божественны, что они таят в себе множество изваяний добродетели и касаются множества вопросов, вернее сказать, всех, которыми подобает заниматься тому, кто хочет достичь высшего благородства» (221e – 222a) РЕЧЬ АЛКИВИАДА ИЗ «ПИРА»

«Не от себя буду я говорить, а сошлюсь на того, кто пользуется вашим доверием. В свидетели моей мудрости, если есть у меня какая-то мудрость, я приведу вам бога, который в Дельфах. Вы ведь знаете Херефонта он смолоду был моим другом и другом многих из вас, он разделял с вами изгнание и возвратился вместе с вами. И вы, конечно, знаете, каков был Херефонт, до чего он был неудержим во всем, что бы ни затевал. Прибыв однажды в Дельфы, осмелился он обратиться к оракулу с такими вопросом. […] Вот Херефонт и спросил, есть ли кто на свете мудрее меня, и Пифия ответила ему, что никого нет мудрее. И хотя самого Херефонта уже нет в живых, но вот брат его, здесь присутствующий, засвидетельствует вам, что это так. Посмотрите, ради чего я это говорю: ведь мое намерение объяснить вам, откуда пошла клевета на меня. Услыхав про это, стал я размышлять сам с собою таким образом: "Что такое бог хотел сказать и что он подразумевает? Потому что я сам, конечно, нимало не считаю себя мудрым. Что же это он хочет сказать, говоря, что я мудрее всех? Ведь не лжет же он: не пристало ему это". Долго недоумевал я, что такое бог хотел сказать, потом через силу прибегнул я к такому разрешению вопроса: пошел я к одному из тех людей, которые слывут мудрыми, думая, что уж где-где, а тут я скорее всего опровергну прорицание, объявив оракулу: "Вот этот мудрее меня, а ты меня назвал самым мудрым". Но когда я присмотрелся к этому человеку, называть его по имени нет никакой надобности, скажу только, что тот, наблюдая которого я составил такое впечатление, был одним из государственных людей, афиняне, так вот я, когда побеседовал с ним, решил, что этот человек только кажется мудрым и многим другим людям, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет. Потом я попробовал показать ему, что он только мнит себя мудрым, а на самом деле вовсе не мудр. Из-за этого и сам он, и многие из присутствовавших возненавидели меня. Уходя оттуда, я рассуждал сам с собою, что этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба ничего дельного и путного не знаем, но он, не зная, воображает, будто что-то знает, а я если уж не знаю, то и не воображаю. На такую-то малость, думается мне, я буду мудрее, чем он, раз я коли ничего не знаю, то и не воображаю, будто знаю. Оттуда я пошел к другому, из тех, которые казались мудрее первого, и увидал то же самое: и здесь возненавидели меня и сам он, и многие другие. После стал я уже ходить подряд. Замечал я, что делаюсь ненавистным, огорчался и боялся этого, но в то же время мне казалось, что слова оракула необходимо ставить выше всего. Чтобы понять смысл прорицания, надо было обойти всех, кто слывет знающим что-либо. И, клянусь псом, афиняне, должен вам сказать правду, я вынес вот какое впечатление: те, что пользуются самой большой славой, показались мне, когда я исследовал дело по указанию бога, чуть ли не лишенными всякого разумения, а другие, те, что считаются похуже, напротив, более одаренными разумом. Но нужно мне рассказать вам о том, как я странствовал, точно я труд какой-то нес, и все только для того, чтобы убедиться в непреложности прорицания. ОТВЕТ ДЕЛЬФИЙСКОГО ОРАКУЛА (1)

После государственных людей ходил я к поэтам и к трагическим, и к дифирамбическим, и ко всем прочим, чтобы хоть тут уличить себя в том, что я невежественнее их. Брал я те из их произведений, которые, как мне казалось, всего тщательнее ими обработаны, и спрашивал у них, что именно они хотели сказать, чтобы, кстати, научиться от них кое-чему. Стыдно мне, афиняне, сказать вам правду, а сказать все-таки следует. Одним словом, чуть ли не все там присутствовавшие лучше могли бы объяснить творчество этих поэтов, чем они сами. Таким образом, и о поэтах я узнал в короткое время, что не благодаря мудрости могут они творить то, что творят, но благодаря какой-то природной способности и в исступлении, подобно гадателям и прорицателям; ведь и эти тоже говорят много хорошего, но совсем не знают того, о чем говорят. Нечто подобное, как мне показалось, испытывают и поэты; и в то же время я заметил, что из-за своего поэтического дарования они считают себя мудрейшими из людей и во всем прочем, а на деле это не так. Ушел я и оттуда, думая, что превосхожу их тем же самым, чем и государственных людей. Наконец пошел я и к тем, кто занимается ручным трудом. Я сознавал, что сам, попросту говоря, ничего не умею, зато был уверен, что уже среди них найду таких, кто знает много хорошего. Тут я не ошибся; в самом деле они умели делать то, чего я не умел, и в этом были мудрее меня. Но, афиняне, мне показалось, что они грешили тем же, чем и поэты: оттого что они хорошо владели своим делом, каждый из них считал себя самым мудрым также и во всем прочем, даже в самых важных вопросах, и это заблуждение заслоняло собою ту мудрость, какая у них была; так что, желая оправдать слова оракула, я спрашивал сам себя, что бы я для себя предпочел: оставаться ли таким, как есть, и не быть ни мудрым их мудростью, ни невежественным их невежеством или, как они, быть и мудрым и невежественным. И я отвечал самому себе и оракулу, что лучше уж мне оставаться как есть. Из-за этого самого исследования, афиняне, с одной стороны, многие меня возненавидели так, что сильней и глубже и нельзя ненавидеть, отчего и возникло множество наветов, а с другой стороны, начали мне давать прозвание мудреца, потому что присутствовавшие каждый раз думали, будто если я доказываю, что кто-то вовсе не мудр в чем-то, то сам я в этом весьма мудр. А в сущности, афиняне, мудрым-то оказывается бог, и этим изречением он желает сказать, что человеческая мудрость стоит немногого или вовсе даже ничего, и, кажется, при этом он не имеет в виду именно Сократа, а пользуется моим именем ради примера, все равно как если бы он сказал: "Из вас, люди, всего мудрее тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего по правде не стоит его мудрость». Я и посейчас брожу повсюду все выискиваю и допытываюсь, по слову бога, нельзя ли мне признать мудрым кого-нибудь из граждан или чужеземцев; и всякий раз, как это мне не удается, я, чтобы подтвердить изречение бога, всем показываю, что этот человек не мудр. Вот чем я занимался, поэтому не было у меня досуга заняться каким-нибудь достойным упоминания делом, общественным или домашним; так и дошел я до крайней бедности из-за служения богу» (21a – 23c). - ср.: Ксенофонт. Апология, ОТВЕТ ДЕЛЬФИЙСКОГО ОРАКУЛА (2)

Обвинителями Сократа выступили: -Мелет (первый обвинитель), молодой трагический поэт -Анит, демагог, владелец кожевенных мастерских, один из участников освобождения Афин от тирании XXX тиранов -Ликон – оратор. Если доверять свидетельству Диогена Лаэртия, то обвинительную речь Мелету написал софист Поликрат (II, 38). Сократу было предъявлено обвинение в том, что он: 1)не признает богов, признаваемых государством; 2)вводит другие, новые божества; 3)развращает молодежь (Ксенофонт, Апология, 10). Обвинение СУД

По обвинению в непочитании богов, признаваемых государством – два основных показания в источниках: (1) в «Апологии» Ксенофонта Сократ говорит: «[…] я, афиняне, прежде всего удивляюсь тому, на каком основании Мелет утверждает, будто я не признаю богов, признаваемых государством; что я приношу жертвы в общие праздники и на народных алтарях, это видали все, бывавшие там в то время, да и сам Мелет мог бы видеть, если бы захотел» (Xen., Apol., 11) Разбор обвинения в нечестии (1) СУД

(2) но в «Апологии…» Платона Сократ не использует данный аргумент, который бы снял вопрос – поскольку «непочитание» было обвинением в несоблюдении или нарушении установленных обрядов, а ответ, даваемый Сократом у Ксенофонта, является исчерпывающим для оправдания – -напротив, у Платона Сократ в защиту от первого обвинения строит сложную аргументацию, рассуждая, в частности, так, обращаясь к Мелету: -«Итак, ты утверждаешь, что знамения гениев я признаю и других учу узнавать их […]. Если же я признаю знамения гениев, то мне уж никак нельзя не признавать их самих. […] Итак, если гениев я признаю, с чем ты согласен, а гении – это некие боги, то и выходит так, как я сказал: ты шутишь и предлагаешь загадку, утверждая, что я не признаю богов и в то же время признаю их, потому что гениев-то я признаю. С другой стороны, если гении – это как бы побочные дети богов, от нимф или от кого-нибудь еще, как гласят предания, то какой же человек, признавая детей богов, не будет признавать самих богов? Это было бы так же нелепо, как если бы кто-нибудь признавал, что существуют мулы – потомство лошадей и ослов, а что существуют лошади и ослы – не признавал бы» (27b-d) Разбор обвинения в нечестии (2) СУД

«Демон» Сократа В «Апологии…» Платона, со ссылкой на то, «о чем вы [афиняне] часто и повсюду от меня слышали»: -«со мною приключается нечто божественное или чудесное, над чем Мелет и посмеялся в своем доносе. Началось у меня это с детства: возникает какой- то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет» (31d). Обвинение в введении новых богов СУД

Два аргумента Сократа против обвинения: Первый аргумент - отказ от учительства. Сократ не мог развращать своим учением, поскольку никогда никого не учил: «[…]я и не был никогда ничьим учителем, а если кто, молодой или старый, желал меня слушать и наблюдать, как я делаю свое дело, то я никому никогда не препятствовал. И не то чтобы я, получая деньги, вел беседы, а не получая, не вел, но одинаково, как богатому так и бедному, позволяю я задавать мне вопросы, а если кто хочет, то и отвечать мне и слушать, что я говорю. И если кто из них становится лучше или хуже, я, по справедливости, не могу за это держать ответ, потому что никого никогда не обещал учить и не учил. Если же кто утверждает, будто он когда-либо частным образом учился у меня или слышал от меня что-нибудь, чего бы не слыхали и все остальные, тот, будьте уверены, говорит неправду» (33a-b). Обвинение в развращении молодежи (1) СУД

второй аргумент направлен против обвинения в развратительном воздействии на молодежь самого поведения (образа действия) Сократа: «Но отчего же некоторым нравится подолгу проводить время со мною? Вы уже слыхали, афиняне, я вам сказал всю правду, что им нравится слушать, как я испытываю тех, кто считает себя мудрым, хотя на самом деле не таков. Это ведь очень забавно. А делать это, повторяю, поручено мне богом и в прорицаниях, и в сновидениях, и вообще всеми способами, какими когда-либо еще обнаруживалось божественное определение и поручало что-либо исполнить человеку. Это не только верно, афиняне, но и легко доказать: если одних юношей я порчу, а других уже испортил, то ведь те из них, которые уже состарились и узнали, что когда-то, во времена их молодости, я советовал им что- нибудь дурное, должны были бы теперь прийти сюда с обвинениями, чтобы покарать меня. А если сами они не захотели, то кто-нибудь из их домашних отцы, братья, другие родственники вспомнили бы теперь об этом, если только их близкие потерпели от меня что-нибудь дурное. Да, многие из них в самом деле тут, как я вижу: вот, во-первых, Критон, мой сверстник и из одного со мною дема, отец вот этого Критобула; затем сфеттиец Лисаний, отец вот этого Эсхина; вот еще кефисиец Антифон, отец Эпигена; а вот те, чьи братья подолгу проводили время со мной, Никострат, сын Феозотида и брат Феодота самого Феодота уже нет в живых, так что он не мог упросить брата; и вот Парад, сын Демодока, которому Феаг приходился братом; а вот Адимант, сын Аристона, которому вот он, Платон, приходится братом, и Эантодор, брат вот этого Аполлодора. Я могу назвать еще многих других, и Мелиту в его речи всего нужнее было сослаться на кого-нибудь из них, как на свидетеля; если тогда он забыл это сделать, пусть сделает теперь, я не возражаю, пусть скажет, если ему есть что сказать по этому поводу. Но вы убедитесь, афиняне, что, наоборот, все будут готовы помочь мне, развратителю, кто причиняет зло их домашним, как утверждают Мелит и Анит. У самих испорченных мною, пожалуй, еще может быть расчет помочь мне, но у их родных, которые не испорчены, у людей уже пожилых, какое может быть другое основание помогать мне, кроме твердой и справедливой уверенности, что Мелит говорит ложь, а я говорю правду?» (33b-34b). Обвинение в развращении молодежи (2) СУД

«Даже если бы вы меня теперь отпустили, не послушав Анита, который говорил, что мне с самого начала не следовало приходить сюда, а уж раз я пришел, то нельзя не казнить меня, и внушал вам, что если я избегну наказания, то сыновья ваши, занимаясь тем, чему учит Сократ, испортятся уже вконец все до единого, даже если бы вы сказали мне: "На этот раз, Сократ, мы не послушаемся Анита и отпустим тебя, с тем, однако, чтобы ты больше уже не занимался этими исследованиями и оставил философию, а если еще раз будешь в этом уличен, то должен будешь умереть", так вот, повторяю, если бы вы меня отпустили на этом условии, то я бы вам сказал: "Я вам предан, афиняне, и люблю вас, но слушаться буду скорее бога, чем вас, и, пока я дышу и остаюсь в силах, не перестану философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, кого только встречу, говоря то самое, что обыкновенно говорю: "Ты лучший из людей, раз ты афинянин, гражданин величайшего города, больше всех прославленного мудростью и могуществом, не стыдно ли тебе заботиться о деньгах, чтобы их у тебя было как можно больше, о славе и о почестях, а о разумности, об истине и о душе своей не заботиться и не помышлять, чтобы она была как можно лучше?" И если кто из вас станет спорить и утверждать, что он заботится, то я не отстану и не уйду от него тотчас же, а буду его расспрашивать, испытывать, уличать, и, если мне покажется, что в нем нет доблести, а он только говорит, что она есть, я буду попрекать его за то, что он самое дорогое ни во что не ценит, а плохое ценит дороже всего. Так я буду поступать со всяким, кого только встречу, с молодым и старым, с чужеземцами и с вами с вами особенно, жители Афин, потому что вы мне ближе по крови. Могу вас уверить, что так велит бог, и я думаю, что во всем городе нет у вас большего блага, чем это мое служение богу. Ведь я только и делаю, что хожу и убеждаю каждого из вас, и молодого и старого, заботиться прежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше; я говорю, что не от денег рождается доблесть, а от доблести бывают у людей и деньги, и все прочие блага как в частной жизни, так и в общественной. Если такими речами я порчу юношей, то это, конечно, вредно. А кто утверждает, что я говорю не это, но что-нибудь другое, тот говорит ложь. Вот почему я могу вам сказать: "Афиняне, послушаетесь вы Анита или нет, отпустите меня или нет, но поступать иначе я не буду, даже если бы мне предстояло умирать много раз»» (29 с – 30 с). «ИСПОВЕДАНИЕ» СОКРАТА

Дело Сократа рассматривалось в одном из 10 отделений гелиеи (суда присяжных) – в составе 501 присяжного, избиравшихся по жребию. В афинском процессе и обвинение, и защита носили личный характер – обвинители и обвиняемый должны были выступать лично, а заседание носило публичный характер – потому в своей речи Сократ обращается не только к судьям, но и ко всем «афинянам» (т.е. членам Народного собрания – гражданам Афин, мужчинам, достигшим 20 лет). Процесс разделялся на две стадии: (1)определение виновности – после речей сторон присяжные голосовали по вопросу «виновен/не виновен»; (2)в случае обвинительного вердикта – второй «тур» прений сторон, на сей раз с представлением альтернативных мер наказания. После чего судьи голосуют о том, какую из предложенных мер (обвинителями или осужденным) принять. Голосование в гелиее носило тайный характер. СТРУКТУРА УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА В АФИНАХ

Сократ был признан судом виновным – -большинством в 30 голосов (280/281 против и 221/220 – за Сократа) -После чего последовали прения о приговоре – Мелет высказался за смертный приговор – -Сократ в свою очередь, отвечая на вопрос: «что, афиняне, назначил бы я сам себе? Очевидно, то, чего заслуживаю. […] Итак, чего же я заслуживаю за то, что я такой? Чего-нибудь хорошего, афиняне, если уж в самом деле воздавать по заслугам, и притом такого, что мне пришлось бы кстати. Что же кстати человеку заслуженному, но бедному, который нуждается в досуге для вашего же назидания? Для подобного человека, афиняне, нет ничего более подходящего, как обед в Пританее! Ему это подобает гораздо больше, чем тому из вас, кто одерживает победу на Олимпийских играх […]; ведь он дает вам мнимое счастье, а я – подлинное, он не нуждается в пропитании, а я нуждаюсь. Итак, если я должен по справедливости оценить мои заслуги, то вот к чему я присуждаю себя – к обеду в Пританее. -Может быть, вам и это покажется высокомерным, как то, что я говорил о воплях и мольбах; но это не так, афиняне, а скорее дело вот в чем: я убежден, что ни одного человека не обижаю умышленно, но убедить в этом вас я не могу, потому что мы мало времени беседовали друг с другом» (36d – 37a). -После долгого объяснения, почему другие варианты приговора его не устраивают (заключение в тюрьме или изгнание), Сократ заключает: «К тому же я и не привык считать, будто я заслуживаю чего- нибудь плохого. Будь у меня деньги, я присудил бы себя к уплате штрафа, сколько полагается; в этом для меня не было бы никакого ущерба, но ведь их нет, разве что вы мне назначите уплатить столько, сколько я могу. Пожалуй, я мог бы уплатить вам мину серебра столько я и назначаю. Но Платон, присутствующий здесь, афиняне, да и Критон, Критобул, Аполлодор, все они велят мне назначить тридцать мин, а поручительство берут на себя. Итак, я столько и назначаю, а поручители в уплате денег будут у вас надежные» (38b-c). Обед в Пританее СУД (2)

В результате впечатления, произведенного вторым туром прений, при голосовании о приговоре за казнь Сократа был подан 360/361 голос (Диоген Лаэртий, II, 42) Ксенофонт приводит следующий анекдот: «Присутствовавший при этом, горячо преданный Сократу, но простодушный человек, некий Аполлодор сказал: Но мне особенно тяжело, Сократ, что ты приговорен к смертной казни несправедливо. Сократ, говорят, погладил его по голове и сказал: А тебе, дорогой мой Аполлодор, приятнее было бы видеть, что я приговорен справедливо, чем несправедливо? И при этом он улыбнулся» (28). ПРИГОВОР

Рассуждение о посмертной судьбе: «Смерть – это одно из двух: либо умереть значит стать ничем, так что умерший ничего уже не чувствует, либо же, если верить преданиям, это какая-то перемена для души, переселение ее из здешних мест в другое место» (40c) – и в том, и в другом случае – это благо. И далее, расширяя рамку рассуждения: «[…] уж если что принимать за верное, так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего плохого ни при жизни, ни после смерти и что боги не перестают заботиться о его делах. И моя участь сейчас определилась не сама собою, напротив, для меня ясно, что мне лучше умереть и избавиться от хлопот» (41d). «Но уже пора идти отсюда, мне – чтобы умереть, вам – чтобы жить, а что из этого лучше, никому не ведомо, кроме Бога» (42a). Заключение СУД

Данному сюжету – а более конкретно: отказу Сократа от бегства из тюрьмы – посвящен диалог «Критон» (по имени собеседника Сократа, его старого друга). -Необходимость разговора обусловлена тем, что ждать больше нет возможности – корабль со священным посольством вскоре должен вернуться в Афины и по его возвращении будет казнь. – -Критон думает, что остался день, но Сократ, ссылаясь на сон, утверждает, что еще два дня до казни (43 с – 44b) -Свое спокойствие, поражающее Критона, Сократ вначале объясняет следующим образом: -«Но ведь было бы нелепо, Критон, в мои годы роптать на то, что приходится умирать» (43b – c). Отказ от бегства ОЖИДАНИЕ ИСПОЛНЕНИЯ ПРИГОВОРА

Критон полагает, что от побега Сократа может удерживать: страх за своих друзей, которые могут быть подвергнуты наказанию за содействие в побеге или по подозрению в оном (аргументы не бояться – 44c, 45b, кроме того: «ведь справедливость требует, чтобы мы ради твоего спасения пошли на такой риск, а если понадобится, то и на еще больший») – Сократ подтверждает справедливость этих опасений (в числе многих других – 45a); опасение Сократа, что в других местах, кроме Афин, он не сможет сохранить свой, «сократический», образ жизни: «и пусть тебя не мучает то, о чем ты говорил на суде, - что, уйдя отсюда, ты не знал бы, на что себя употребить; ведь и в других местах всюду, куда бы ты ни пришел, тебя будут любить» (45b-c). Бежать надобно, поскольку: «несправедливое дело – предать самого себя, когда можно спастись» (45 с); Сократ предает тем самым «своих собственных сыновей […]. Это и твоя вина, если они будут жить как придется […]» (45c – d) – продолжение и обращение против Сократа его слов из заключительной речи на суде (41e); если Сократ не бежит, то тем нанесет урон и репутации своих друзей: «станут думать, что все это произошло с тобой по какому-то малодушию с нашей стороны […]. Вот и смотри, Сократ, как бы кроме беды не было также позора для нас с тобой» (45e; 46a). за и против побега ДОВОДЫ КРИТОНА

Сократ приглашает Критона к рассуждению: «[…] я не способен повиноваться ничему из всего, что во мне есть, кроме того убеждения, которое после тщательной проверки представляется мне наилучшим» (46b) Прежде всего, Сократ настаивает, что следовать нужно не «мнению многих», но мнению знающего – подобно тому, как в гимнастических упражнениях ценен совет того, кто достиг много, чем толпы любопытствующих; Что до смерти, то ведь «всего более нужно ценить не жизнь как таковую, но жизнь хорошее. […] А […] хорошее, прекрасное, справедливое – все это одно и то же» (48b). Следовательно, надлежит рассмотреть, справедливо будет поступить так, как советует Критон – или же отвергнуть его точку зрения (48c – 49c) – а совершенная несправедливость не может быть основанием к ответной несправедливости, зло не может быть оправданием для ответного зла (49c). Отсюда: если с Сократом поступили несправедливо, то это не дает ему права поступить несправедливо в ответ. ОТВЕТ СОКРАТА

Из постановки вопроса о справедливости и несправедливости вытекает обсуждение – можно ли признать справедливым, если Сократ бежит из тюрьмы, как ему предлагает Критон. Здесь на смену рассуждения Сократа с Критоном приходит «встроенная» вторая речь – гипотетическая ситуация: «Тогда посмотри [, Критон,] вот как, если бы, чуть только собрались мы отсюда удрать – или как бы мы это там ни назвали – вдруг пришли Законы и само Государство и заступив нам дорогу, спросили Скажи-ка, Сократ, что это ты задумал? Не замыслил ли ты поступком, который собираешь совершить, погубить, насколько этот тебя зависит, нас, Законы, и все Государство? Или, по-твоему, еще может стоять целым и невредимым то государство, в котором судебные приговоры не имеют никакой силы, но по воле частных лиц становятся недействительными и отменяются?» (50a-b) РЕЧЬ ЗАКОНОВ, ОБРАЩЕННАЯ К СОКРАТУ (1)

Аргументы Законов: по Законам совершаются браки, существуют семьи, воспитываются юноши – нарушая их, нарушитель (насколько это в его силах) ставит под вопрос весь гражданский порядок; повиновение Законам – добровольное, ведь никто не мешал тому же Сократу, если его не устраивали афинские порядки, удалиться из Афин – но он принимал от них все блага и пользовался существующим порядком – и лишь теперь, как предлагает Критон, ему восстать против них, когда от них проистекают для него нежелательные последствия (смерть) – следовательно, если так, то он повиновался Законам лишь из выгоды – и при этом, как выяснится, бесчестным образом – если первое понятно, то второе – явная несправедливость, т.к. это означало бы, что Сократ желает брать лишь права и не принимать на себя бремя обязанностей – кроме того, последуй Сократ совету Критона, то он ведь докажет истинность вынесенного в отношении него приговора – оказавшись развратителем молодежи: ведь всякое учение проверяется действием Речь Законов столь убедительна, что после нее Сократ отказывается даже от возможности дискутировать с Критоном: «Уверяю тебя, милый друг Критон, мне кажется, что я все это слышу, как корибантствующим кажется, что они слышат флейты, и отголосок этих речей гудит во мне так, что я не могу слышать ничего другого. Вот ты и знай, каково мое мнение теперь; если ты станешь этому противоречить, то будешь говорить понапрасну» (54d) И то, что начиналось как рассуждение – заканчивается credo – и финальной репликой: «Оставь же это, Критон, и сделаем так, как указывает бог» (54e). РЕЧЬ ЗАКОНОВ, ОБРАЩЕННАЯ К СОКРАТУ (2)

«Холод обрался уже до живота, и тут Сократ раскрылся – он лежал, закутавшись, - и сказал (это были его последние слова): -Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте. -Непременно, - отозвался Критон. – Не хочешь ли еще что-нибудь сказать? Но на этот вопрос ответа уже не было. Немного спустя он вздрогнул, и служитель открыл ему лицо: взгляд Сократа остановился. Увидев это, Критон закрыл ему рот и глаза» (118 а) СМЕРТЬ СОКРАТА

«Итак, размышляя о мудрости и величии духа его, я не могу не помнить о нем, а помня не могу не восхвалять» Платон же завершает рассказ Федона о смерти Сократа следующим образом: «Таков, Эхекрат, был конец нашего друга, человека – мы вправе это сказать – самого лучшего из всех, кого нам довелось узнать на нашем веку, да и вообще самого разумного и справедливого» (118 а) КСЕНОФОНТ, «АПОЛОГИЯ СОКРАТА» (34)

Адо П. Сократ // Духовные упражнения и античная философия. – СПб.: Коло, Властос Г. Сократ // Греческая философия. Т. 1 / под ред. М. Канто-Спербер. – М.:ГЛК, – С. 135 – 157. Жебелев С.А. Сократ: биографический очерк. Изд. 2-е. Москва : URSS : ЛИБРОКОМ, Кессиди Ф.Х. Сократ. Изд. 4-е, испр. и доп. СПб.: Алетейя, Флоренский П.А. Личность Сократа и лицо Сократа // Вопросы философии. – 2003, 8 - С ЛИТЕРАТУРА (ПОМИМО УКАЗАННЫХ ПЕРВОИСТОЧНИКОВ)