Мастерская построения знаний и ценностных ориентаций (на примере обсуждения романа П.А. Храмова «Инок»)

Педагогическая мастерская как образовательная технология Это форма обучения, создающая условия для восхождения учащихся к новому знанию и опыту путем самостоятельного или коллективного открытия. Ее основа – диалог (в парах, группах, с классом), способствующий развитию коммуникативной и метапредметной компетентности.

От контекста к тексту ЦЕЛЬ ЗАНЯТИЯ Формирование умений: соотносить контекстуальные знания с содержанием и поэтикой литературного произведения, выявлять роль авторских приемов в художественном тексте, выполнять задание С в формате ЕГЭ. ЗАДАЧИ реализация технологии критического мышления на основе анализа художественного текста (определение проблематики, авторской позиции, комментарий, поиск литературных и исторических параллелей).

От контекста к тексту I.Формируем контекст восприятия и понимания (работа по группам) Задание: назвать авторов и их произведения Традиция изображения народа в русской литературе. «Четвероногие братья» в русской классической литературе. Образ старой русской интеллигенции. Детская совесть.

II. Работа с текстом произведения Петра Храмова Как функционирует контекст русской классической литературы в данном фрагменте из романа П. Храмова?

Рядом с высоким, стройным и розовым нашим теремом распласталась похожая на барак лесопилка – организация весьма разнообразная: от работников – мрачная, от пил – звонкая, от опилок и стружек – пахучая. Сырье для этого предприятия приплывало по Белой в виде бесконечно длинных плотов и доставлялось под пилы способом совершенно варварским. Несколько бревен связывалось цепью, и две лошади по бокам их тащили «долготье» вверх по довольно крутой горе. Связку из трех бревен лошади влекли споро и даже хвостами помахивали от возбуждения, хотя упирались, конечно, и шеи выгибали с напряжением. Так бы работать и работать, но нет. Погонщики лошадей, как и все нетерпеливые натуры, воображение имели извращенное и мятежное: почти постоянно будучи «выпимши», они наивно полагали, что чем больше связать бревен и чем страшнее погонять лошадей, тем работа пойдет успешнее. Укреплял их в этом заблуждении и парторг лесопилки, человек нечеловеческой энергии, словом своим пролетарским, страстью своей партийною. «Больше связывать бревен и строже с этими клячами, бить их и бить, и план, и план, а вам, товарищи, – премиальные», – скандировал он, за чудовищным неимением времени справляя малую нужду тут же, на берегу, даже не отворачиваясь.

Угрюмые погонщики безнадежно смотрели на его срам, мысленно сопрягая его вид с будущими своими дивидендами. Повинуясь воле партии и химерам своего невежества, мужики- фантазеры связывали вместе пять, семь и даже девять бревен. Мат и побои увеличивались соответственно. При девяти бревнах лошади явно надрывались, но погонщики гнали и гнали их вверх похабными воплями и истязаниями. Господи, как же они их били: мученически вытягивая шеи и тыкаясь губами в грязь, лошади падали на колени, а потом валились набок в конвульсиях, хрипели, их кроткие глаза выкатывались и, глядя в одну точку, замирали в горестном и недвижном недоумении. Тут погонщики с «широким русским надрывом» картинно бросали оземь кнуты и, матерясь до пены, ее, лежащую, избивали уже сапогами, светясь особым, пролетарским сладострастием. А она, не владея уже телом, вздрагивала только кожей, и отрешенный ее взор, вроде бы намекая на мольбу, по-прежнему оставался неподвижным, даже когда появлялась кровь.

Сердце мое разрывалось: я мучился не меньше четвероногих своих братьев. Ведь это ясно как день: три раза по три бревна гораздо быстрее, чем один раз по девять бревен. «Так же быстрее», – говорила бабушка истязателям, показывая на отвергнутую связку из трех бревен. «Просто быстрее», – повторяла и повторяла она с нервическим подергиванием головы и, нелепо, смешно и жалко сжимая мощные свои ладони, умоляюще глядела на стоящих животных, опасаясь глянуть на распластанное живое существо. Засуетилась. Потерялась. Отчаялась. Наконец взяла себя в руки, успокоилась и вместе с одним пожилым башкиром с трудом помогла лошади встать на ноги. И та стояла, родимая, пошатываясь, растопырив ноги, в крови, сначала низко-низко опустив голову, а потом подняла ее, слабо помаргивая и как бы ища точку опоры. Как я понял позже, зрелище это было весьма символическим: бабушка стояла перед «народом», просто-таки олицетворяя трагедию русской интеллигенции: в шляпке (нарочито барской), в черном, «еще из Ростова», штопаном- перештопанном английском костюме, таковых же «счастливых» перчатках, в пенсне, с завитым маленьким локончиком около

большого уха – потерянным изумлением перед бессмысленной жестокостью и родственным состраданием к живому существу. На глаза ее навертывались слезы бессилия – ее было жалко не меньше лошадей. Она говорила с «народом» о добре. О господи! Меня почти до озноба трогали ее деликатное заступничество, вежливая попытка ее лицемерия: «Вы же советские люди», ее верность своему классу в чувствах, поступках, манерах, даже в облике своем, для окружающих чуждом и нелепом, «не нашем».

Система персонажей Мужики-погонщики – парторг – лошади – бабушка – рассказчик (ребенок).

Народ и «народ». Какие ассоциации вызывает это по-разному написанное слово?

Изображение народа в произведении современного уфимского писателя Погонщики лошадей, как и все нетерпеливые натуры, воображение имели извращенное и мятежное: почти постоянно будучи «выпимши»… …погонщики с «широким русским надрывом» картинно бросали оземь кнуты и, матерясь до пены, ее, лежащую, избивали уже сапогами, светясь особым, пролетарским сладострастием. Повинуясь воле партии и химерам своего невежества, мужики-фантазеры… истязатели… бессмысленная жестокость.

Парторг Укреплял их в этом заблуждении и парторг лесопилки, человек нечеловеческой энергии, словом своим пролетарским, страстью своей партийною.

Лошади мученически вытягивая шеи и тыкаясь губами в грязь, лошади падали на колени, а потом валились набок в конвульсиях, хрипели, их кроткие глаза выкатывались и, глядя в одну точку, замирали в горестном и недвижном недоумении.

Портрет бабушки С нервическим подергиванием головы и, нелепо, смешно и жалко сжимая мощные свои ладони, умоляюще глядела…

Образ ребенка Особенности детского восприятия мира: Рядом с высоким, стройным и розовым нашим теремом распласталась похожая на барак лесопилка – организация весьма разнообразная: от работников – мрачная, от пил – звонкая, от опилок и стружек – пахучая. Господи, как же они их били… Сердце мое разрывалось: я мучился не меньше четвероногих своих братьев. ее было жалко не меньше лошадей.

Проблематика Проблема отношения к народу (Каков характер российского народа?) Проблема нравственного самоопределения героя-рассказчика (Как происходит духовное становление ребенка?) Проблема выбора жизненных ценностей (Какие ценности нужно защищать?)

Поиск ключевой фразы «Она говорила с «народом» о добре».

Проблема авторской позиции «Как я понял позже, зрелище это было весьма символическим». Десакрализованный российский народ и бессильная русская интеллигенция.

Отношение автора к персонажам Автор (безусловно) жалеет лошадь, бабушку («Сердце мое разрывалось»). Отношение к мужикам (двойственное): Угрюмые погонщики безнадежно смотрели на его срам, мысленно сопрягая его вид с будущими своими дивидендами.

О Господи! Через это восклицание автор подводит финал взаимной трагедии, трагедии народа и интеллигенции.

Мастер-класс д.ф.н., проф., зав. кафедрой русской литературы БГПУ им.М.Акмуллы В.В. Борисовой