Варлам Тихонович Шаламов «Сильней надежд мои воспоминанья…»

«…Есть люди, встречи с которыми вызывают не только сочувствие и сострадание, но и жгучее ощущение своей вины перед ними. Вины из-за того, что на твою долю не досталось и сотой доли перенесенных ими бед и унижений.» О.Волков, узник Соловков и других лагерей ГУЛАГа Заставка – репродукция картины Р.Веденеева «Ангел этапа» (2007г.)

Варлам Тихонович Шаламов родился 18 июня (1 июля) 1907 года в Вологде; старинный русский город во многом определил характер будущего писателя: доброту, открытость, честность, отзывчивость, стремление к красоте. Тихон Николаевич Шаламов Надежда Александровна Шаламова Варлам Шаламов 1908 год

Тихон Николаевич Шаламов Отец В.Шаламова был священником с необычной биографией. Несколько лет он прослужил в русской православной миссии на Алеутских островах. В Вологде, городе, где было множество сторонников «чёрной сотни» и случались еврейские погромы, священник Шаламов своими проповедями против них привлёк внимание церковной цензуры, а когда в Петербурге был убит думский депутат Герценштейн, отслужил по нему публичную панихиду, за что был отстранён от службы. Однако духовной близости с отцом Варлам Шаламов не чувствовал; не разделял он и отцовской надежды на то, что Россия спасётся церковным обновленчеством. Варлам вообще не был религиозен. Его привлекала другая сторона духовной жизни книги.

Надежда Александровна Шаламова Мать, Надежда Александровна, - учительница математики. Ее отличали нежность, душевная тонкость, любовь к поэзии и музыке.

В 1924 г. семнадцатилетний Шаламов покидает родной город. В 1926 г. поступает в первый МГУ на факультет советского права. Жажда деятельности переполняет его, юноша ведёт активную студенческую жизнь, участвует в митингах, дискуссиях, демонстрациях. В 1929 г. Варлам Шаламов был арестован по обвинению в распространении якобы фальшивого политического завещания В. И. Ленина. Это было знаменитое «Письмо съезду». Три года заключения прошли в одном из лагерей Северного Урала, где зеки строили громадный химкомбинат. В 1932 г. Шаламов возвращается в Москву. Литература и журналистика становятся главным делом его жизни. Многочисленные очерки, статьи, фельетоны печатаются в журналах. Вишерский лагерь г.г.

Но в 1937 г. не только литературные, но и жизненные планы писатели были разрушены. Шаламова ждёт почти 15 лет жизни на грани умирания в сталинских лагерях. Сначала осуждение на 5 лет, потом ещё на 10 за антисоветскую агитацию: Шаламов назвал эмигранта Ивана Бунина русским классиком! Писатель попадает в самое пекло «архипелага ГУЛАГ» на Колыму. Лютые морозы. Унижения, голод, побои, смерть на каждом шагу. Так добывали золото для страны десятки тысяч ни в чём неповинных учёных, инженеров, крестьян... В этом аду писателю помогли выжить фельдшерские курсы, которые он окончил в 1945 г., когда до освобождения было ещё долгих 6 лет. В 1951 г. Шаламов освободился из заключения, но выехать с Колымы не мог. Он работал фельдшером в маленьком якутском посёлке.

Из Колымской тетради Пещерной пылью, синей плесенью Мои испачканы стихи. Они рождались в дни воскресные – Немногословны и тихи. Они, как звери, быстро выросли, Крещенским снегом крещены В морозной тьме, в болотной сырости. И все же выжили они. (…) Теперь, пробужденные птицами Не соловьиных голосов, Кричат про то, что вечно снится им В уюте камня и лесов. С 1949 г. Варлам Тихонович писал стихи, в 1952 г. ему удалось переслать их на большую землю, и не кому-нибудь, а Пастернаку. Это были знаменитые «Колымские тетради».

ПОЭТУ В моем еще недавнем прошлом, На солнце камни раскаля, Босые пыльные подошвы Палила мне моя земля. И я стонал в клещах мороза, Что ноги с мясом вырвал мне, Рукой обламывал я слезы, И это было не во сне. Там я в сравнениях избитых Искал избитых правоту, Там самый день был средством пыток, Что применяются в аду. Я мял в ладонях, полных страха, Седые потные виски, Моя соленая рубаха Легко ломалась на куски. Я ел, как зверь, рыча над пищей. Казался чудом из чудес Листок простой бумаги писчей, С небес слетевшей в темный лес. Я пил, как зверь, лакая воду, Мочил отросшие усы. Я жил не месяцем, не годом, Я жить решался на часы. И каждый вечер, в удивленье, Что до сих пор еще живой, Я повторял стихотворенья И снова слышал голос твой. И я шептал их, как молитвы, Их почитал живой водой, И образком хранящим в битве, И путеводною звездой.

«… был высок, худ, длиннорук, с круглой головой и неправильными чертами скуластого лица, изрезанного глубокими складками-бороздами. И на лице этом – яркие синие глаза, словно вспыхивавшие при разговоре, когда разговор приобретал интересный для него поворот. Кисти рук у него были очень сильные – кисти, прикипевшие к тачке, хотя сами руки все время странно двигались, вращались в суставах. Ему выбили эти суставы при допросах, так же, как повредили и вестибулярный аппарат: всякий раз, садясь, особенно если стул или кресло были низкими, он на мгновение терял сознание, ощущение пространства и не сразу мог в нем найти себя. В разговоре произносил слова отрывисто и даже отворачивал от собеседника лицо – не привычка ли допросов?» Из воспоминаний О.Михайлова (Литературная Россия марта).

Из воспоминаний Олега Волкова, узника Соловков и других лагерей ГУЛАГа «Вглядываясь в его твердое, нервное лицо, подмечая манеру держаться, улавливая интонации его глухого голоса, я не мог не видеть сквозь его нынешний облик столь знакомые мне черты моих сотоварищей по лагерям… Выдавал нездоровый, желтовато-бледный цвет лица – из-за длительного пребывания на сорокаградусном морозе, продубившем кожу на всю жизнью и в комнате коммунальной московской квартиры Шаламов выглядел зэком, привыкшим к алюминиевой кружке и миске, нарезанным на столе ломтям хлеба, который он ел, держа кусок в одной руке, а другую подставляя горстью, чтобы не ронять крошек. В комнате было голо, хозяин не хотел заботиться о комфорте, чай разливал в кружки, сахар доставал из кулька. После чаепития сахар и хлеб аккуратно убирал в тумбочку у кровати. Говорил Варлам Тихонович медленно, с запинками, чувствовалась его выработанная годами привычка одиночеству, замкнутость характера. Измученным инвалидом подошел он к концу своего трагического пути.»

В мае 1979 года Шаламов по состоянию здоровья был помещен в Дом для инвалидов и престарелых. В январе 1982 года – ослепший, теряющий слух, с нарушенной координацией движений – насильно отправлен в интернат, по дороге простудился и 17 января скончался. Из семидесяти четырех с половиной лет прожитой жизни 20 лет Шаламов был узником ГУЛАГа.

Использованы материалы: Уроки литературы. Приложение к журналу «Литература в школе». – Ресурсы интернета.