Лицей, который не кончается. Работу выполнила Ионина Н., 11Г класс

Александр Сергеевич Пушкин.

В те дни, когда в садах Лицея Я безмятежно расцветал…

Верные друзья. «Будем молодеть хоть раз в году Посреди тех, с которыми вместе Были молоды» Я. ГРОТ, лицеист

Вильгельм Кюхельбекер «Виля», «Кюхля»

«Простимся, братья! Руку в руку! Обнимемся в последний раз! Судьба на вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас!" Антон Дельвиг. «Тося»

Михаил Яковлев. «Буффон», «Паяс двести нумеров» (изображал в лицах чуть ли не двести человек)

Иван Малиновский (сын директора) «Казак» ( за молодчество и верность дружбе)

Александ Горчаков. «Князь», «Франт»

Константин Данзас. «Медведь» (одновременно отчаянный и какой-то флегматичный)

Федор Матюшкин. «Матюшко»

Павел Мясоедов. «Мясожоров»

Николай Корсаков «Трубадур» (лучше всех пел, аккомпанируя себе на гитаре)

Модест Корф «Дьячок-мордан» («Дьячок»- потому, что любил читать церковные книги, а «мордан» по- французски «ехида»)

«Большой Жанно» Иван Пущин.

Александр Пушкин «Француз»( французский знал тогда не хуже русского) «Егоза» «Обезьяна» «Смесь обезьяны с тигром»

Большой Жанно Мильон Бонмо Без умыслу говорит, А наш Француз Свой хвалит вкус И матерщину порет…

Вы помните: текла за ратью рать, Со старшими мы братьями прощались И в сень наук с досадой возвращались, Завидуя тому, кто умирать Шел мимо нас

Из записок Пущина. « Я, Малиновский и Пушкин затеяли выпить гогелю- могелю. Я достал рому, добыли яиц, натолкли сахару, и началась работа у кипящего самовара. Разумеется, кроме нас были и другие участники…Дежурный заметил, сказал инспектору…Тут же начались спросы. Розыски. Мы трое явились и обьявили, что это наше дело, и что мы одни виноваты.»

В лицее были свои первые ученики, «первые нации» (Горчаков, Кюхельбекер) и последние (Мясоедов, Пушкин- четвертый с конца) Этот список сущи бредни, Кто тут первый, кто последний, Все нули, все нули, Ай люли, ай люли! Пусть об нас заводят споры С Энгельгардтом профессоры, И они ведь нули, Ай люли, люли, люли (из Нац. Песен)

За ужином объелся я, А Яков запер дверь оплошно – Так было мне мои друзья, И кюхельбекерно и тошно

6 мая 1820-го Пушкин выезжает из Петербурга в ссылку. Провожают его Дельвиг и Яковлев, провожают до Царского села, до Лицея. Зорю бьют…из рук моих Ветхий Данте выпадает, На устах начатый стих Недочитанный затих. Дух далече улетает… Звук привычный, звук живой, Сколь ты часто раздавался Там, где тихо развивался Я давнишнию порой…

, Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле, Проглянет день, как будто поневоле, И скроется за край окружных гор…

Ты. Наш казак, и пылкий и незлобный, Зачем и ты моей сени надгробной Не озарил присутствием своим?... Мы вспомнили б, как Вакху приносили Безмолвную мы жертву в первый раз, Как мы впервой все трое полюбили Наперсники, товарищи проказ! Что ж я тебя не встретил с ним,

Друзья мои, прекрасен наш союз! Он, как душа, неразделим и вечен. – Неколебим. Свободен и беспечен Срастался он под сенью дружных муз. Куда бы нас не бросила судьбина, И счастие куда б ни привело Все те же мы: нам целый мир чужбина; Отечество нам Царское село! Пируйте же, пока еще мы тут! Увы, наш круг час, от часу редеет; Кто в гробе спит, кто дальний сиротеет; Судьба глядит, мы вянем; дни бегут; Невидимо скланяясь и хладея, Мы близимся к началу своему… Кому ж из нас под старость день лицея Торжествовать придется одному?...

Я Пушкина младенцем полюбил. С ним разделял и грусть и наслажденье, И первый я его услышал пенье, И за себя богов благословил Зовет меня мой Дельвиг милый…

Ворон к ворону летит, Ворон к ворону кричит: Ворон! Гдеб нам отобедать? Как бы нам о том поведать? Ворон ворону в ответ: Знаю. Будет нам обед; В чистом поле, под ракитой Богатырь лежит убитый…

Эпилог Иван Пущин («Большой Жанно») « Если бы при мне должна была случится несчастная его история и если бы я был на месте К.Данзаса, то роковая пуля выстрелила бы в мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России». Модест Корф(«Дьячок-мордан») « Вечно без копейки, вечно в долгах, иногда почти без порядочного фрака, с беспрестанными историями, с частыми дуэлями…В нем не было…высших нравственных чувств». Федор Матюшкин («Матюшко») «Пушкин убит! Яковлев! Как ты мог допустить это? У какого подлеца поднялась на него рука?! Яковлев, яковлев, как ты мог это допустить…».