Известный мансийский поэт, кавалер ордена Дружбы народов, лауреат премий «За развитие культуры народов Севера», губернатора Ханты-Мансийского автономного округа - Югры, Всероссийской имени Александра Твардовского и многих других литературных наград, Почетный гражданин города Ханты-Мансийска Андрей Семенович Тарханов. Творчество Тарханова, признанного поэта и певца своей родины Андрея Тарханова шагнуло далеко за пределы Югорского края - земли его предков, детей и внуков. Динамично развивающийся Обь-Иртышский регион известен не только природными ресурсами, но и своеобразием своей уникальной культурной среды.
В деревне нашей, расположенной недалеко от торго вого тракта «Тобольск-Юр», насчитывалось десятка два домов. Дома крепкие, кондовые, с низовыми неохватными бревнами в срубе. Родителей своих я видел мало. Матушка Клавдия Гавриловна, она го рожденья. Одно время руководила нашим колхозом «20 лет Октября». Была его председателем. В грамоте она не сильна - еле расписывалась. Но голову имела ясную, мышление - критическое. В девичестве мама носила фамилию Носова. Ее отец был русским, мать - манси. Работала мама от зари до зари. Ее нежная ласка мне в детстве редко перепадала. Да и не принято было как-то у манси обнажать свои чувства. Для манси ведь и ребенок - хоть маленький, но уже самодоста точный человек. Помнится, один раз моя матушка попыталась учить меня русским буквам. Букваря под рукой не нашлось (это было еше до школы), и в качестве учебного пособия она применила свои сталинские благодарственные грамоты, коих у нее было много.
Грянула война. Отца моего, манси Семена Прокопье-вича Тарханова, призвали в армию. Помню я его ласковым, положительным человеком. Он был удачливым рыбаком и охотником, бригадирствовал в полеводческой бригаде. К спиртному тяги не имел. Язык имел веселый и острый, коль разговорится, но это было редко.
В 1944-м году отец погиб на фронте. Пришла похоро ка. В семь лет я остался без отца. Моя сестра - двойняшка Нина очень похожа на отца. Мне достались черты матери. Как я уже говорил, мои родители чаше всего от зари до зари находились на колхозных работах, и потому случилось так, что все их заботы о нас, детях, приняла на себя моя незабвенная бабушка Матрена Александровна Тарханова.
Нелегким было мое послевоенное детство. Да не только у меня. Все жили одинаково туго. Но всегда спешили на помощь друг другу. Беды чужой не было для нас, и маленькие деревенские радости тоже делились на всех поровну. И колыхались над нами верхушки сосен. Они были нашей духовной крышей, под которой нам было уютно и надежно. - И вспоминается ваше стихотворение «Материнские сосны». Тоскуют конлинские сосны, Качаясь нал яром селым. Им снятся капризные весны И тот, кто навеки любим.
Моя деревня Улеревьев голос лревний, Илушничка на лугу. Карагаево - леревня На песчаном берегу. Голубичный лес за полем, Справа - озеро Туман. В серлие воля, в лалях воля, Как же злесь не быть стихам! Потому нарол певучий, Сказочник и ворожей. - От частушки тает туча! -Шутит лелушка Тимпей.
Ты у солнышка узнай-ка, В лень какой прилет весна? Балалайка, балалайка -Пети Шилова струна. Настежь в горниие окошко, Эй, вали сюла, нарол! Никанор берет гармошку, Устя пляшет и поет. Что ни лом - олни таланты, Что ни бор - то благолать. Земляки - мои атланты, Вам бы жить и поживать.
Но в периол укрупнений Неразумнейшим пером Тысячи таких селений Были списаны на слом. Слезы, слезы -гнев наш чистый, Слезы вылились ло лна. А ханжи и карьеристы Получали орлена. Нет тебя, моя леревня, Нет боров, река тиха. Голос кедров мулрых, лревних Стал тревогою стиха...
-Стихотворение выдержано в самом тархановском стиле - мятежность, печаль и вера в справедливость. -В стиле «любовь и разлука», «день и ночь», «ребенок и старик», «черное и белое». Во многих Ваших стихах определяется этот лейтмотив. Это мотив осознанного бессилия перед временем. Вернуть невозможно ни одну жизненную минуту... А хотелось вернуть... Но ведь есть какой-то Судия времени? -Есть. В нас самих.
Снега летят. Растут сугробы, А кое-где и терема. Уютно зайцу пол снегами. Смежил глаза. Теплынь и тьма. Метелью филин неловолен: Ни крикнуть, ни захохотать; От частых злых пошечин ветра Прихолится моргать, чихать. Не спится белке любопытной, Нет-нет и шмыгнет из лупла. И верешит она ехилно. И хвост в работе, как метла. Ель и густа, и величава, Срель веток - спальня снегиря. Он слушает кониерт метели, Он слушает, печаль тая, Он ишет звуки лля себя.
Когда читаешь такие строки, невольно печаль щемит сердце, что где-то есть не увиденное тобой чудо, мимо которого, может, ты и пробегал, да не заметил. Заметил его Андрей Тарханов и рассказал нам. За одно это хочется взять его книгу и одному выехать за город. Постоять под елями, помолчать и задаться вопросом: «А верно ли я живу?..» А на снегу уже чья-то лыжня. Значит, кто-то раньше успел прислушаться к мансийскому поэту.
«Золотое перо Сибири, Лукоморья земной певец, Он своей влохновенной лирой Восхитил немало серлеи! И, влюбленный в леса и рощи, В край озер, серебристых рек, Он с голами - мулрей и проще, Лорогой наш, ролной человек. Правла жизни - луши основа: Эта истина - всех люлей. Пусть же вечно сияет Олово, То, что нам поларил Анлрей.» Виктор Жорник, поэт, Кубань.
Поэт не может не сказать своё выстраданное и верное слово: Гроза из лальних-лальних странствий К моим вернулась берегам. И я в смятении, Я странный, Я верю небу и лесам. Смотрю и грустно понимаю И суету, и гнев люлей. В страданье верю. Принимаю Улары всех его мечей...
Эти строки подвигают его к укреплению именно своей авторской позиции: Мои стихи - мое спасенье От равнодушия, смиренья Перел враждой и суетой. Мои стихи, илите в бой! Мои стихи - моё паренье, Моё луховное боренье. Бываю ниш, бываю слаб, Но не ужился в серлие раб. Знай, человек, твоё спасенье -В лороге самовосхожленья.