Жизнь и литературная судьба Зинаиды Гиппиус ( )

Окно мое высоко над землёю… З.Гиппиус Душа моя угрюмая, угрозная, Живёт в оковах слов. Я – чёрная вода, пенноморозная Меж льдяных берегов. З.Гиппиус

Зинаида Гиппиус

Бронислава Погорелова: «Соблазнительная, нарядная, особенная. Она казалась высокой из- за своей чрезмерной худобы. Пышные темно-золотистые волосы спускались на нежно-белый лоб и оттеняли глубину удлиненных глаз, в которых светился внимательный ум.»

Лев Гуревич: «Гиппиус со светлыми прищуренными глазами, в которых было что-то зовущее и насмешливое, она не могла не обращать на себя всеобщего внимания, прельщая одних и смущая и раздражая других.»

Надежда Теффи: «Когда-то ей было дано прозвище «Белая дьяволица», и оно ей очень нравилось. Ей непременно хотелось быть злой, поставить кого-нибудь в неловкое положение. Спрашиваю: -Зачем всё это делаете? -Так. Люблю посмотреть, что из этого получится.»

Георгий Адамович: «Она была необыкновенно умна. Но гораздо умнее в разговоре с глазу на глаз, когда она становилась такой, какая она есть на самом деле, без раз и навсегда принятой позы, без высокомерия и заносчивости…»

Темы творчества З.Гиппиус: 1. «О человеке. Любви. И смерти» 2. Религия 3. Революция в России 4. Эмиграция 5. Одиночество

Тройной бездонностью мир богат. Тройная бездонность дана поэтам, Но разве поэты не говорят только об этом? Тройная правда и тройной порог. Поэты, этому верному верьте. Только об этом думает Бог; О человеке. Любви. И смерти.

Дар Ни о чем я Тебя просить не смею, Все надобное мне Ты знаешь сам; Но жизнь мою, - то, что имею,- Несу ныне к твоим ногам. Тебе Мария умыла ноги И ты ее с миром отпустил, Верю, примешь и мой дар убогий, И меня простишь, как ее простил.

О другом Господь. Отец. Мое начало. Мой конец. Тебя, в Ком Сын, Тебя, Кто в Сыне Во имя Сына прошу я ныне И зажигаю пред тобой Мою свечу. Господь. Отец Спаси, укрой Кого хочу. Тобою дух мой воскресает. Я не о всех прошу, о Боже, Но лишь о том, Кто предо мною погибает, Чье мне спасение дороже, О нем, - одном. Прими, Господь, мое хотенье! О жги меня, как я свечу, Но ниспошли освобожденье. Твою любовь, твое спасенье Кому хочу.

Блевотина войны октябрьское веселье!! От этого зловонного вина Как было омерзительно твое похмелье, О бедная, о грешная страна! Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кошмарным обуянный сном Народ, безумствуя, убил свою свободу, И даже не убил, - засек кнутом?! Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой, Смеются пушки, разевая рты... И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, Народ не уважающий святынь!

До самой смерти... Кто бы мог думать? (Санки у подъезда. Вечер. Снег.) Никто не знал. Но как было думать, Что это - совсем? Навсегда? Навек? Молчи, не надо твоей надежды. (Улица. Вечер. Ветер. Дома.) Но как было знать, что нет надежды? (Вечер. Метелица. Ветер. Тьма.)

Эмиграцию она воспринимала как посланничество, служения. В 1927 году она писала: «Многие из нас покинули Россию не для спасения своей жизни (уехать было опаснее), а как раз для того, чтобы свидетельствовать о правде, говорить, кричать о ней. Громадная работа лежит перед эмиграцией. И работа патриотическая. Мы никогда не увидим Россию? В чужую землю нас зароют? Пускай, но пока не зарыли, будем делать наше дело, то, которое нам предназначено, которое именно мы и только мы можем делать сейчас, ибо только у нас, лишенных земли есть свобода. И не для себя будем стараться преумножить ценности родной земли, - а для нее».

Осенью. (Сгон на революцию) На баррикады! Сгоняй из дальних, из ближних мест... Замкни облавой, сгруди, как стадо Кто удираеттому арест. Строжайший отдан приказ народу, Такой, чтоб пикнуть никто не смел. Все за лопаты! Все за свободу! А кто упрется тому расстрел. И все: старуха, дитя, рабочий Чтоб пели Интер национал. Чтоб пели роя, а кто не хочет И роет молча того в канал! Нет революции краснее нашей: На фронт иль к стенке, одно из двух. Поддай им сзаду! Клади им взашей Вгоняй поленом мятежный дух.

Господи, дай увидеть! Молюсь я в часы ночные. Дай мне еще увидеть Родную мою Россию. Как Симеону увидеть Дал Ты, Господь, Мессию, Дай мне, дай мне увидеть Родную мою Россию! Она не погибнет, - знайте! Она не погибнет, Россия! Они всколосятся, - верьте! Поля ее золотые. И мы не погибнем, - верьте! На что нам наше спасенье? Россия спасется, - знайте! И близко ее воскресенье!

Я не безвольно, не бесцельно Хранил лиловый мой цветок. Принес его, длинностебельный, и положил у милых ног. А ты не хочешь... Ты не рада... Напрасно взгляд я твой ловлю. Но пусть! Не хочешь и не надо; Я все равно тебя люблю. В желтом закате ты как свеча. Опять стою пред тобою бессловно Падают светлые складки плаща К ногам любимой так нежно и ровно. Детская радость твоя коротка. Ты без слов, сам угадаешь, Что приношу я вместо цветка... Ты угадала, ты принимаешь.

И если боль ее земная мучит, Она должна молчать. Ее заря вечерняя научит, Как надо умирать. Мне - о земле болтали сказки: «Есть человек. И есть любовь» а есть лишь злость. Личины. Маски. Ложь и грязь. Ложь и кровь. Когда предлагали мне родиться Не говорили, что мир такой. Как же я мог не согласиться? Ну а теперь домой! Домой!

Вот такой она была, непонятной, недоступной, непримиримой – такой разной. Непонятной, недосягаемой для многих. Жестокой, непримиримой, когда говорит о революции в России. Нежной, когда говорит о Боге, о жизни, о смерти.