Виктор Владимирович Хлебников Будетлянин. Король поэтов. Будетлянин. Король поэтов. Словождь. Словождь. Председатель земного шара Председатель земного шара Гражданин сей истории. Великий мир. Гражданин сей истории. Великий мир. Повелитель мира. Повелитель мира. Странник столетий. Странник столетий.

Холодный и голодный январь 1922 года. На заснеженном перроне одного из московских вокзалов беспомощно застыл высокий, похожий на «длинноногую задумчивую птицу» человек в парусиновых брюках и выцветшей с заплатами на локтях рубашке. За плечами его мешок из большой холщовой наволочки. Кто это? Нищий? Безумец? Странствующий лицедей? Он растерянно смотрит по сторонам своими мудрыми и светлыми глазами, какие могут быть только у человека, безмерно любящего людей, мечтающего их осчастливить. Это Велимир Хлебников, поэт и философ, наш земляк. Он прожил несправедливо короткую жизнь всего 37 лет. Те, кто жил в одно время с поэтом, называли его «заумником», а стихи «заумными», сам же, себя он считал «будетлянином». Он был ученым - провидцем, опередившим идеи Чижевского о влиянии солнечных бурь на земные события, его «смыслозем» предвосхищает «неосферу» Вернадского, его рукописи изучают математики, кибернетики, астрофизики.

Новаторство в литературе – это разрушение канонов, воспринимаемых в данный момент как норма.

Весеннего Корана Весёлый богослов, Мой тополь спозаранок Ждал утренних послов. Как солнца рыболов, В надмирную синию тоню Закинувши мрежи, Он ловко ловит рёв валов И тучу ловит соню, И летней бури запах свежий. О тополь рыбак, Станом зелёный, Зелёные неводы Ты мечешь столба… С сетями ловли бога Великий Тополь. Поль Синьяк «Сосна. Сен-Тропез» 1909 г.

Там, где жили свиристели, Где качались тихо ели, Пролетели, улетели Стая легких времирей. Где шумели тихо ели, Где поюны крик пропели, Пролетели, улетели Стая легких времирей. В беспорядке диком теней, Где, как морок старых дней, Закружились, зазвенели Стая легких времирей. Стая легких времирей! Ты поюнна и вабна, Душу ты пьянишь, как струны, В сердце входишь, как волна! Ну же, звонкие поюны, Славу легких времирей!

Место действия: литературный вечер в кафе. Благопристойная, интеллигентная публика внимает степенным писателям, поэтам, провожая со сцены кого бурными, кого вежливыми апплодисментами. Конферансье вечера с запиской объявляет: « А теперь, господа, молодые поэты, назвавшие себя группой кубофутуристов, желают познакомить нас со своей литературной программой. (Выходят кубофутуристы: «мелковатый в желтой кофте с бантом,Каменский,Бюрлюк с разрисованными лицами, Гуро, Хлебников. Громко, с выражением читают отрывки из манифеста «Пощечина общественному вкусу») Место действия: литературный вечер в кафе. Благопристойная, интеллигентная публика внимает степенным писателям, поэтам, провожая со сцены кого бурными, кого вежливыми апплодисментами. Конферансье вечера с запиской объявляет: « А теперь, господа, молодые поэты, назвавшие себя группой кубофутуристов, желают познакомить нас со своей литературной программой. (Выходят кубофутуристы: «мелковатый в желтой кофте с бантом,Каменский,Бюрлюк с разрисованными лицами, Гуро, Хлебников. Громко, с выражением читают отрывки из манифеста «Пощечина общественному вкусу») Всем этим Куприным, Блокам, Сологубам, Черным и прочим нужна лишь дача на реке; Всем этим Куприным, Блокам, Сологубам, Черным и прочим нужна лишь дача на реке; С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество Только мы -лицо нашего времени! Только мы -лицо нашего времени! Прошлое тесно! Бросить Пушкина, Достоевского; Прошлое тесно! Бросить Пушкина, Достоевского; Толстого с парохода современности! Толстого с парохода современности! Мы презираем Славу! Мы презираем Славу! Мы выдвинули новые принципы творчества. Мы выдвинули новые принципы творчества. Мы отрицаем правописание, нами уничтожены знаки препинания! Мы отрицаем правописание, нами уничтожены знаки препинания! Мы расшатали синтаксис! Мы расшатали синтаксис! Гласные мы понимаем как время и пространство, согласные- краска, звук, запах. Гласные мы понимаем как время и пространство, согласные- краска, звук, запах. Нами сокрушены ритмы. Нами сокрушены ритмы. Мы, будетляне, любим пользоваться разрубленными словами, полусловами. Мы, будетляне, любим пользоваться разрубленными словами, полусловами. Мы новые люди новойижизни. Мы новые люди новойижизни. Ведущий: «Довольно!Кто их допустил сюда!? Это же не поэты, это табор дикарей, шайка хулиганов.( замирают) Ведущий: «Довольно!Кто их допустил сюда!? Это же не поэты, это табор дикарей, шайка хулиганов.( замирают) Ведущий: Скандал. Благопристойная публика ревела, свистела. Известные мастера слова возмущались. Кубофутуристам не удалось закончить выступление, их попросили со сцены. Ведущий: Скандал. Благопристойная публика ревела, свистела. Известные мастера слова возмущались. Кубофутуристам не удалось закончить выступление, их попросили со сцены.

Где волга прянула стрелою На хохот моря молодого, Гора Богдо своей чертою Темнеет взору рыболова. Слово песни кочевое Слуху путника расскажет: Был уронен холм живой, Уронил его святой, - Холм, один пронзивший пажить!

Хлебников возится со словами, как крот, между тем он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие. О. Мандельштам

Кузнечик Крылышкуя золотописном Тончайших жил, Кузнечик в кузов пуза уложил Прибрежных много трав и вер. -П-П-П-Пинь, пинь, пинь! – тарарахнул зинзивер. О, лебидиво! О, озари!

Времыши – камыши На озера береге, Где каменья временем. Где время каменьем. На береге Священно шумящие.

Место действия: маленькая комната в полуподвальном помещении. Действующие лица: Малковский - гость, Хлебников – хозяин М. -Темень какая! Как ты здесь живешь? Хл. - Что ты, я здесь как царь египетский! Скоро меня отсюда выставят! Да ты не бойся, я же марсианин, зачем мне здесь жилье на вашей Земле? М. - Вот что, марсианин, наш сборник уже почти готов к публикации, все подготовили свои стихи. Дело только за тобой. Пропал куда то, в «Собаке» не появляешься. Ты подготовил стихи для печати? Хл. – Нет еще. М. - Тянуть уже некуда. Дай мне рукописи, я сам сделаю подборку стихов. (Хлебников подает старинную наволочку, набитую исписанными листами бумаги). Ну знаешь, меня возмущает твоя небрежность! Ты же гениален чертовски, Колумб новых поэтических материалов. Хл.- Хорошо сказал. М. -...а работами своими разбрасываешься, хранишь в каких то тряпках. Живешь как бродяга, по чужим углам ночуешь. Сколько ценных стихов уже пропало. Хл. - Не ругайся, не думай, что я бездельничаю. Я много работаю, пишу. Знаешь ли, в последнее время я очень увлекся законами истории. Мне кажется, история человечества развивается по каким то математическим законам. Если эти законы открыть можно просчитать будущее! М. - Что за бред? Хл. -Да ты послушай..../Занавес/ Место действия: маленькая комната в полуподвальном помещении. Действующие лица: Малковский - гость, Хлебников – хозяин М. -Темень какая! Как ты здесь живешь? Хл. - Что ты, я здесь как царь египетский! Скоро меня отсюда выставят! Да ты не бойся, я же марсианин, зачем мне здесь жилье на вашей Земле? М. - Вот что, марсианин, наш сборник уже почти готов к публикации, все подготовили свои стихи. Дело только за тобой. Пропал куда то, в «Собаке» не появляешься. Ты подготовил стихи для печати? Хл. – Нет еще. М. - Тянуть уже некуда. Дай мне рукописи, я сам сделаю подборку стихов. (Хлебников подает старинную наволочку, набитую исписанными листами бумаги). Ну знаешь, меня возмущает твоя небрежность! Ты же гениален чертовски, Колумб новых поэтических материалов. Хл.- Хорошо сказал. М. -...а работами своими разбрасываешься, хранишь в каких то тряпках. Живешь как бродяга, по чужим углам ночуешь. Сколько ценных стихов уже пропало. Хл. - Не ругайся, не думай, что я бездельничаю. Я много работаю, пишу. Знаешь ли, в последнее время я очень увлекся законами истории. Мне кажется, история человечества развивается по каким то математическим законам. Если эти законы открыть можно просчитать будущее! М. - Что за бред? Хл. -Да ты послушай..../Занавес/

Так каким же был ученый, философ и поэт Хлебников? Тихий пророк? (он был скромен, не любил крикливость, показуху.Неучавствовал в людской суете, он не заботился о судьбе стихов, много терял, раздаривал, рукописи таскал в мешках из города в город, даже иногда разжигал ими костер в степи). Председатель Земного Шара, Хлебников сам верил в свое предназначение. Поэтому его нисколько не удивило предложение имаженистов Есенина и Мариенгофа, совершить обряд посвящения на этот высокий пост. Он не почувствовал ни насмешки, ни подвоха. Стоя на сцене в белой рясе босой со скрещенными руками, Хлебников нисколько не смущался и, глядя невидящими глазами в затаивший дыхание зал, повторял «Верую» после каждого четверостишия, исполняемого Есениным. Когда же Хлебникову сказали, что ритуал посвящения - всего лишь глупая шутка, балаган, он был расстроен. Вновь он был непонят. И с ужасом я понял, Что я никем не видим... Вот таким одиноким мечтателем он был.