« Блокада в стихах очевидца ».

Юрий Воронов - советский поэт, журналист, общественный деятель.

На рынке у булочной тихо и грустно. Как в древности, здесь натуральная мена : Стакан отрубей - на полбанки капусты, На плитку дуранды - четыре полена. На хлеб даже две стограммовых картошки У этой дружинницы выменять можно. Старик предлагает ей чайные ложки, Однако старанья его безнадёжны. Сказала негромко : - Хлеб нужен для мамы. И ясно : другого обмена не будет... На рынке у булочной граммы на граммы Меняют друг с другом голодные люди. Я тут проходил, ничего не меняя, А голод пошёл выворачивать тело. Оно вдруг заныло, как рана сквозная : Картошка проклятая в память засела.

Опять налёт, опять сирены взвыли. Опять зенитки начали греметь. И ангел с петропавловского шпиля В который раз пытается взлететь. Но неподвижна очередь людская У проруби, дымящейся во льду. Там люди воду медленно таскают У вражеских пилотов на виду. Не думайте, что лезут зря под пули. Остались - просто силы берегут. Наполненные вёдра и кастрюли Привязаны к саням, но люди ждут. Ведь прежде чем по ровному пойдём, Нам нужно вверх по берегу подняться. Он страшен, этот тягостный подъём, Хотя, наверно, весь - шагов пятнадцать. Споткнёшься, и без помощи не встать, И от саней - вода дорожкой слёзной... Чтоб воду по пути не расплескать, Мы молча ждём, пока она замёрзнет...

За лязгом и скрежетом - взрывы и свист. Всё небо распорото боем. И жёлтые звёзды срываются вниз : Им выдержать трудно такое. И мечется между разрывов луна, Как птица над лесом горящим... Бомбёжка всё ближе. Взрывная волна Мой дом задевает всё чаще. Холодный чердак, где находится пост, Как старый скворечник, колышет... Осколки зенитных снарядов и звёзд Колотят по стенам и крышам. И вдруг - снова темень и тишь над тобой. И звёзды на небе помятом По прежним местам разобрались... Отбой. За нынешний вечер - девятый...

Девчонка руки протянула И головой - на край стола... Сначала думали - уснула, А оказалось - умерла. Её из школы на носилках Домой ребята понесли. В ресницах у подруг слезинки То исчезали, то росли. Никто не обронил ни слова. Лишь хрипло, сквозь метельный сон, Учитель выдавил, что снова Занятья - после похорон.

Я к ним подойду. Одеялом укрою, О чём - то скажу, но они не услышат. Спрошу - не ответят... А в комнате - трое. Нас в комнате трое, но двое не дышат. Я знаю : не встанут. Я всё понимаю... Зачем же я хлеб на три части ломаю ? Когда живое всё от взрывов глохло, А он не поднимал ни глаз, ни рук, Мы знали : человеку очень плохо. Ведь безразличье хуже, чем испуг. Мы знали : даже чудо не излечит, Раз перестал он жизнью дорожить. Но был последний способ - взять за плечи И крикнуть человеку : « Надо жить !» Приказом и мольбой одновременно Звучал тот полушёпот - полукрик. И было так : с потусторонним пленом Вновь расставался человек в тот миг... И если вдруг от боли или муки Я стану над судьбой своей тужить, Ты, как тогда, на плечи брось мне руки И, как тогда, напомни : « Надо жить !..»

За залпом залп гремит салют. Ракеты в воздухе горячем Цветами пёстрыми цветут. А ленинградцы тихо плачут. Ни успокаивать пока, Ни утешать людей не надо. Их радость слишком велика Гремит салют над Ленинградом ! Их радость велика, но боль Заговорила и прорвалась : На праздничный салют с тобой Пол - Ленинграда не поднялось... Рыдают люди, и поют, И лиц заплаканных не прячут. Сегодня в городе салют. Сегодня ленинградцы плачут... В блокадных днях Мы так и не узнали : Меж юностью и детством Где черта ?.. нам в сорок третьем Выдали медали. И только в сорок пятом - Паспорта. И в этом нет беды... Но взрослым людям, Уже прожившим многие года, Вдруг страшно оттого, Что мы не будем Ни старше, ни взрослее, Чем тогда...

Неверно, что сейчас от той зимы Остались лишь могильные холмы. Она жива, пока живые мы. И тридцать лет, и сорок лет пройдёт, А нам от той зимы не отогреться. Нас от неё ничто не оторвёт. Мы с нею слиты памятью и сердцем. Чуть что - она вздымается опять Во всей своей жестокости нетленной. « Будь проклята !» - мне хочется кричать. Но я шепчу ей : « Будь благословенна ». Она щемит и давит. Только мы Без той зимы - могильные холмы. И эту память, как бы нас ни жгло, Не троньте даже добрыми руками. Когда на сердце камень - тяжело. Но разве легче, если сердце - камень ?.. Вновь озноб ледяной волной, Будто ток, пробежит по телу, Если кто - то передо мной На снегу поскользнётся белом. Он, поднявшись, снежок стряхнёт. Ни о чём у меня не спросит... А меня на блокадный лёд Снова память моя отбросит...

Им долго жить - Зеленым великанам, Когда пройдет Блокадная пора. На их стволах - Осколочные раны, Но не найти рубцов от топора. И тут не скажешь : C охранились чудом. Здесь чудо или случай Ни при чем... Деревья ! Поклонитесь низко людям И сохраните память О былом. Они зимой Сжигали все, что было : Шкафы и двери, Стулья и столы. Но их рука Деревьев не рубила Сады не знали Голоса пилы. Они зимой, Чтоб как - нибудь согреться - Хоть на мгновенье, Книги, письма жгли. Но нет Садов и парков по соседству, Которых бы они не сберегли. Не счесть Погибших в зимнее сраженье. Никто не знает будущих утрат. Деревья Остаются подтвержденьем, Что, как Россия, Вечен Ленинград ! Им над Невой Шуметь и красоваться, Шагая к людям будущих годов.... Деревья ! Поклонитесь ленинградцам, Закопанным В гробах и без гробов

Опять война, Опять блокада, - А может, нам о них забыть ? Я слышу иногда : « Не надо, Не надо раны бередить. Ведь это правда, что устали Мы от рассказов о войне. И о блокаде пролистали Стихов достаточно вполне ». И может показаться : Правы И убедительны слова. Но даже если это правда, Такая правда Не права ! Я не напрасно беспокоюсь, Чтоб не забылась та война : Ведь эта память - наша совесть. Она, как сила, нам нужна.

Эта память - н аша совесть !!!