«…молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но бесцветное…» Князь Мышкин 1956 г.

« Это необыкновенное по своей красоте и еще почему - то лицо сильнее еще поразило его теперь. Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что - то доверчивое, что - то удивительно простодушное ; эти два контраста возбуждали как будто даже какое - то сострадание при взгляде на эти черты. Эта ослепляющая красота была даже невыносима, красота бледного лица, чуть не впалых щек и горевших глаз ; странная красота ! Князь смотрел с минуту, потом « вдруг спохватился, огляделся кругом, поспешно приблизил портрет к губам и поцеловал его ». Настасья Филипповна 1956 г.

Так это Настасья Филипповна ? -- промолвил он, внимательно и любопытно поглядев на портрет. -- Удивительно хороша ! -- прибавил он тотчас же с жаром. На портрете была изображена действительно необыкновенной красоты женщина. Она была сфотографирована в черном шелковом платье, чрезвычайно простого и изящного фасона ; волосы, по - видимому темно - русые, были убраны просто, по - домашнему ; глаза темные, глубокие, лоб задумчивый ; выражение лица страстное и как бы высокомерное. Она была несколько худа лицом, может быть, и бледна... Настасья Филипповна 1983 г.

«… Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с серыми, маленькими, но огненными глазами. Нос его был широк и сплюснут, лицо скулистое ; тонкие губы беспрерывно складывались в какую - то наглую, насмешливую и даже злую улыбку ; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица. Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что - то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом.» Рогожин 1956 г.

«- Не труните, милые, еще он, может быть, похитрее всех вас трех вместе. Увидите. Но только что ж вы, князь, про Аглаю ничего не сказали ? Аглая ждет, и я жду. - Я ничего не могу сейчас сказать ; я скажу потом. - Почему ? Кажется, заметна ? - О да, заметна ; вы чрезвычайная красавица, Аглая Ивановна. Вы так хороши, что на вас боишься смотреть. - И только ? А свойства ? - настаивала генеральша. - Красоту трудно судить ; я еще не приготовился. Красота - загадка. - Это значит, что вы Аглае загадали загадку, - сказала Аделаида ; - разгадай - ка, Аглая. А хороша она, князь, хороша ? - Чрезвычайно ! - с жаром ответил князь, с увлечением взглянув на Аглаю ; - почти как Настасья Филипповна, хотя лицо совсем другое !... Все переглянулись в удивлении …» Аглая 1982 г.

Князь шагнул еще ближе, шаг, другой, и остановился. Он стоял и всматривался минуту или две ; оба во всё время у кровати ничего не выговорили ; у князя билось сердце, так что, казалось, слышно было в комнате, при мертвом молчании комнаты. Но он уже пригляделся, так что мог различать всю постель ; на ней кто - то спал совершенно неподвижным сном ; не слышно было ни малейшего шелеста, ни малейшего дыхания. Спавший был закрыт с головой, белою простыней, но члены как - то неясно обозначались ; видно только было, по возвышению, что лежит протянувшись человек. Кругом, в беспорядке, на постели, в ногах, у самой кровати на креслах, на полу даже, разбросана была снятая одежда, богатое белое шелковое платье, цветы, ленты. На маленьком столике, у изголовья, блистали снятые и разбросанные бриллианты. В ногах сбиты были в комок какие - то кружева, и на белевших кружевах, выглядывая из - под простыни, обозначался кончик обнаженной ноги ; он казался как бы выточенным из мрамора и ужасно был неподвижен. Князь глядел и чувствовал, что чем больше он глядит, тем еще мертвее и тише становится в комнате. Вдруг зажужжала проснувшаяся муха, пронеслась над кроватью и затихла у изголовья. Князь вздрогнул. Смерть Настасьи Филипповны 1983 г.

« Князь смотрел и ждал ; время шло, начинало светать. Рогожин изредка и вдруг начинал иногда бормотать, громко, резко и бессвязно ; начинал вскрикивать и смеяться ; князь протягивал к нему тогда свою дрожащую руку и тихо дотрагивался до его головы, до его волос, гладил их и гладил его щеки … больше он ничего не мог сделать ! Он сам опять начал дрожать, и опять как бы вдруг отнялись его ноги. Какое - то совсем новое ощущение томило его сердце бесконечною тоской. Между тем совсем рассвело ; наконец он прилег на подушку, как бы совсем уже в бессилии и в отчаянии, и прижался своим лицом к бледному и неподвижному лицу Рогожина ; По крайней мере, когда, уже после многих часов, отворилась дверь и вошли люди, то они застали убийцу в полном беспамятстве и горячке. Князь сидел подле него неподвижно на подстилке и тихо, каждый раз при взрывах крика или бреда больного, спешил провести дрожащею рукой по его волосам и щекам, как бы лаская и унимая его. Но он уже ничего не понимал, о чем его спрашивали, и не узнавал вошедших и окруживших его людей. » Князь Мышкин после смерти Настасьи Филипповны 1966 г.