Муниципальное общеобразовательное учреждение «Первомайская средняя общеобразовательная школа» Первомайского района Тамбовской области Путешествие по вернисажу в открытках Л.Н. Толстой «Война и мир» (презентация к урокам литературы в 10 классе) Подготовила Степаненко О.Н., учитель русского языка и литературы

Толстой глубоко национален, он с изумительной полнотой воплощает в своей душе все особенности сложной русской психики… Толстой – это целый мир… А.М. Горький Цель: проследить, как чисто живописная логика художника А.Николаева позволяет ему дать самостоятельное и последовательное прочтение романа Л.Н. Толстого «Война и мир»; выяснить, какую роль в этом играет не рисунок, не композиция, не точность деталировки, а решающий в цветной иллюстрации компонент - цвет.

Художник, иллюстрирующий всемирно известное произведение литературы, должен быть готов умереть в писателе. Когда художник этот добивается высшей правды, мы перестаем замечать упругость его рисунка, продуманность композиции, красоту цвета - все это исчезает; взяв в руки иллюстрацию, мы попросту восклицаем внутренне: «Господи, Наташа!» «Ах, это князь Андрей под Аустерлицем!» «Ну, конечно, старик Болконский!..»

Путь к этому естественному узнаванию как раз и лежит через логику портретной интерпретации, через знание деталей, через точность композиции – рисунка - колорита. Если не будет иллюстрация глубоко самостоятельным произведением изобразительного искусства, мы просто не сможем ее смотреть, нам все будет мешать в ней: каждое цветовое пятно, каждая фигура. Надо уметь умереть в писателе... а точнее говоря, чтобы умереть в писателе, художник, иллюстрирующий книгу, должен прежде всего родиться как лицо совершенно самостоятельное.

Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Какой холод! Жемчужно-серые тона платьев, стен, зеркал - свет мертвенный, застывший. Голубизна кресел, зелень теней - во всем этом есть ощущение какой-то болотной холодности: перед нами бал мертвецов, встреча привидений. И в глубине этого уравновешенного царства - по контрасту - как вспышка жизненной энергии, как удар крови - красный воротник князя Андрея, отбитый белизной мундира, - капелька огня в этом бо- лоте.

Князь Андрей Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Все в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. В «Портрете князя Андрея» колористический контраст раз- вит, разработан, укрупнен. Ле- дяное, в серых тонах выписан- ное лицо, тонкий силуэт на свинцовом фоне зеркала – князь вкован в великосветский мир, его тонкие губы сжаты, на лице нельзя прочесть ничего, но... какой бурный взрыв ярко- алого на белом! Алый воротник и отвороты белого кавалерий- ского мундира князя - цвет жиз- ни, страсти, риска, полное отри- цание болотной мертвенности. И в этом цветовом контрасте уже воспринимаешь излом бро- вей, огромные, словно внутрь устремленные, глаза. Какие страсти загнаны внутрь! Какая трагедия затаилась.

...Вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девоч- ка, запахнув что-то короткою кисейною юбкою, и остановилась посередине комнаты. И вот эта горячая красная точка расцвечивается всеми цветами жизни в картине «Дети Ростовых»: вихрь солнца, наивная ра- дость - тепло-розовый яркий колорит, и только черные мундиры Николая и Бориса отдаленно предсказывают войну и смерть в этом легком вихре жизни.

...Все, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и все более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. «Бал у Ростовых» полный контраст «Салону Шерер». Там вечер при свечах, и тут вечер при свечах, но тут совсем иной воздух: теплота, языческое жизнелюбие, смех, есте- ственность. Там - болотная серость, тут - густая сочность красок. Но и там, и тут - иллюзорность жизни: война еще не пронизала ее своим напряжением, печать наива или призрачности лежит на людях, еще не разбуженных 1812 го- дом.

Генерал-аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе прусский король, с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, мамзель Бурьен. Поразительно ощущение летаргичес- кого сна в портрете «Старого князя Болконского»: яркое буйство листвы отрезано от нас холодно блестящим стеклом, холодна голубизна стен, холо- ден серо-голубой цвет шубки, в которую одет отставленный от дел надменный аристократ, холодны скользкие блики на лакированном полу – все, как под стеклом аквариума: холод, пустота, ти- шина. Нет, еще не проснулась Россия...

Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею. - Пожалуйста, Andre, для меня... Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали все болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Испытание близится. Горяча гамма картины «Прощание князя Андрея с сестрой»: горит красный воротник, мечутся блики свечей перед икона- ми, трепещет белый султан на шля- пе - возбужденный, взбудоражен- ный колорит, - Андрей уходит туда, где все горит и бушует, туда, где смерть и жизнь спорят и где уже начинается драма России.

Батальоны закричали «Ура» и «Виват, импе- ратор!»... Его (Ростова), как неожи- данность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте и что Бона- парте совершенно сво- бодно, будто эта бли- зость с государем есте- ственна и привычна ему, как равный об- ращался с русским ца- рем. И вот русские солдаты на марше: сверкают бе- лые зубы в улыбке, свер- кают белые штыки, и сло вно стянуты извне солда- ты одним белым ремнем портупей, и уже воцарил- ся во всем новый цвет – дымный цвет войны, и в этой колористической гамме решены все баталь- ные сцены: просверкива- ет белое, красное, огне- вое, зеленое, желтое - сквозь этот заволакива- ющий все, рваный, бес- форменный дым. Война трактуется как тяжкий труд, как работа.

- Ты его помнишь? - после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась. -Помню ли Nikolas ? -Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтобы хорошо помнить, чтобы все помнить, - с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. -И я помню Николеньку, я помню, - сказала она. А Бориса не помню. Совсем не помню… -Как? Не помнишь Бориса? - спросила Соня с удивлением. И уже по-иному в этом цветовом сопровождении еще раз возни- кают мирные сюжеты: их гамма чуть переменилась. Вот мягкий, неуверенный, рассеянный колорит в сцене «Наташа и Соня».

- Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставал- ся один с Элен, но никог- да не говорил ей о люб- ви. Теперь он чувство- вал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. А вот обострившаяся обманчивость предательского, жел- того цвета лжи в сцене «Пьер и Элен». Они, уверенные в себе, потеряли опору, дым войны словно снял дерзость красок с этих сюжетов.

Князь Анд- рей с батальо- ном уже был в двадцати ша- гах от орудий. Он слышал над собою не перестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Дело решается здесь, где, задыхаясь, бежит в го- ру князь Андрей с бело-зеленым знаменем в ру- ках, там, где сквозь серую пелену проступают распавшиеся белые кресты солдатских портупей, где люди страдают и умирают и где в дыму сра- жений начинает вставать во весь рост судьба России.

На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном...Вдруг он опять почувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что-то боли в голове. «Где оно, это высокое небо, которого я не знал до сих пор и увидал нынче? - было первою его мыслью. - И страдания этого я не знал также, - подумал он. - Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»

И вот из этого густого клочковатого калейдоскопа разо- рванных и спутанных, перевитых дымом цветовых пятен, - жизни, крови, смерти, веры, отчаяния - выделяется, как звук трубы, «монолиния» цвета: пронзительная и чистая, давящая холодная синева. «Раненый князь Андрей на Праценских высотах». Вглядитесь, как рождается эта чис- тота из еще не развеянного дыма: что-то определилось в этом вихре, что-то ясно стало. Разбиты иллюзии, и человек возвращается к самому себе и видит небо над собой. Николаев отказывается рисовать это Аустерлицкое небо- он не хочет, чтобы законченность рисунка замкнула эту бесконечность, и он обрезает рисунок сверху, давая нам возможность самим продолжить эту открывшуюся синеву, эту разверзшуюся бесконечность, этот путь в дальнейшее; путь героев Толстого к Бородинской битве... к истине... к Родине.

Рисунки А. Николаева просты и реалистичны, композиции естественны и логичны, колористическая гамма строга. Это тот самый стиль, при котором мы не замечаем живопись, не задерживаемся на поверхности картины, взглянув, мы сразу же уходим в глубину великой книги Л.Н. Толстого.

Информационные ресурсы