В поисках (пере)определения социального и экзистенциального контракта: «субъективность гуманитария» как проблема и преимущество Перлов А.М., ВШЕК РГГУ,

Давний сюжет: что такое гуманитарное знание? Б.В. Дубин на ГЧ РГГУ 2012: легко спутать выработку собственной ролевой модели и условно теоретическое рассуждение. неспособность обосновать собственную непредвзятость является не столько основанием для дисквалификации, сколько принципиальной характеристикой особого жанра размышлений, «гуманитарного знания». Полезнее последовательно и без истерики размежеваться с «наукой» (прежде всего по линиям эпистемологии и восприятия собственной роли в обществе), нежели претендовать на соответствие критериям, ориентированным на командную добычу и прирост объективного знания.

За пределами устного выступления - 1) эпистемология Конструктивизм в духе А. Шюца и К. Гирца – предынтерпретированность материала гуманитарного знания - смыслонаделений. «Волна смотрит на волну сквозь толщу воды» - исследователь не выключен из континуума смыслонаделений, составляющего предмет его внимания и дающего ему метод, а представляет собой часть этого потока. «Объектная установка» (предметы исследователя есть независимо от исследователя, «на самом деле») – полюс, не противоположный гуманитарному знанию. ГЗ – пространство «на экваторе», в поле напряжения объектного и релятивистского полюсов. «Узнать все как на самом деле» и понимание относительности собственной позиции, «отдать отчет в том, почему ты видишь и рассказываешь это именно так» воздействуют с сопоставимой силой. Проблемы самоопределения гуманитарного знания // Теоретические проблемы гуманитарного знания: междисциплинарные и пограничные поля исследований. М.: РГГУ, ?? (

За пределами устного выступления: 1. Зачем вообще искать определение единого «гуманитарного знания»(, а не довольствоваться изучением разных профессиональных практик самих по себе)? (см. статья). 2. Какие сугубо социальные параметры, доступные объективному изучению социолога науки или, допустим, аналитика дискурса или даже лингвиста, отличают то, что делают философы, социологи, лингвисты и музыковеды от того, что делают физики, инженеры, бизнесмены, политики, проповедники и музыканты?

Только один сюжет: Что следует для профессионального гуманитария, если он действительно согласен с тем, что «истины нет» или хотя бы с тем, что «есть не только истина»? Мне представляется, что от такого вопроса не отмахнешься ничего не значащей оговоркой на первом занятии: «То, что я здесь говорю, не является истиной в последней инстанции и бла-бла-бла». И даже более осторожное и честное: «Я здесь не для того, чтобы рассказать вам как что-то на самом деле устроено, а для того, чтобы вы сами начали об этом думать и бла-бла-бла» тоже не решает. существенная часть проблем нынешних гуманитарных профессий (по крайней мере, интересующей меня больше всего профессии преподавателя в гуманитарном университете) связана с тем, что эпистемология гуманитарного знания уже стала релятивистской (по крайней мере, там, где речь мало- мальски выходит за рамки методики и технологии конкретных исследовательских процедур), а вот самопрезентация и самоощущение гуманитариев, а также их восприятие в обществе находятся надо релятивистской стадии и продолжают цепляться за стандарты научности и объективности, которым с моей точки зрения, просто не могут соответствовать.

Иными словами, мы стесняемся признаваться даже студентам и коллегам в том, что наше знание не- истинно, субъективно и партийно (в широком смысле слова). Коллеги знают о партийности и субъективности любого знания так же хорошо, как и мы. Студенты знают об этом гораздо лучше - приходят в аудитории зрителями телевизора, пользователями Интернета и выпускниками школы. Т.е. знают, что: 1. мнений бывает сколько угодно (и лучше даже не начинать в них разбираться, а то запутаешься); 2. за каждым мнением стоит свой интерес (как в ток-шоу с бурными эмоциями участников); 3. прав тот, за кем сила (т.е. в конкретной аудиторной ситуации – учитель, и поэтому надо угадать, каких слов он ждет). Т.е. с точки зрения прагматики преподавания, повышения КПД нашей работы (в ракурсе установления общего языка с большинством аудитории), перестать держаться «движения в сторону исключительно объективности» может оказаться полезным.

Посылка 1 представителям гуманитарных профессий, исследователям и преподавателям, в эпистемологической ситуации неопровергнутой релятивистской критики, и в социальной ситуации падения престижа гуманитарного знания (т.к. ни зрителям ток-шоу, ни государству, ни корпорациям, непонятно, зачем ценить людей, которые не могут гарантировать истинность и неангажированность/не субъективность своих взглядов, а видимость пытаются создать такую, как будто могут, да и идентичность свою строят через легенды о тех временах, когда якобы могли и «влияли на умы и души»); стоит задуматься о развитии и пропаганде такой идентичности, которая: а) расстанется с идеей и стандартами «научности»; б) попробует не только признать, но и предложить обществу субъективность мышления не как постыдный (не)устранимый дефект, но как уникальный ресурс.

Тогда задача: не только уже обозначать свое (лежащее в эпистемологическом измерении) отличие от представителей естественных и точных наук, не только противопоставлять наличие субъективности ее отсутствию, но и выйти за пределы первого измерения – поставить вопрос, в чем специфика субъективности гуманитария по сравнению с другими субъективностями (физика, бизнесмена, домохозяйки, поэта, политика, журналиста, актера, психотерапевта, проповедника, и т.д.? Шанс сформулировать грамотное «уникальное торговое предложение» (оно же - удачный социальный контракт), в котором гуманитарий не будет недоделанным физиком, недоделанным политиком или недоделанным поэтом.

Пожалуй, не субъективность, а интерсубъективность Качество гуманитарного знания удостоверяется не самим автором («поэт») и не внешним миром/успехом/объективной истиной (математик, бизнесмен, мистик). Это знание, удостоверяемое Другими; читателями, студентами, корпорацией. Знание, оформляемое в слова и приобретающее смысл только в коммуникации с другими; это «разговор с собой словами других» (когда мы читаем источники, летописи, социологические опросы и романы). Наш главный товар и умение – «быть собой для других». При этом нельзя терять ни «себя» (потому что тогда другим будет нечего предложить), ни ориентированности на других (потому что тогда другим твой товар не нужен и тебе придется считать себя либо неудачным продавцом, либо обманщиком). Конечно, во фразе «работу ученого судит не непосредственно реальность, а конвенция научного сообщества, как ученый себе ее представляет» границы «реальности», «интерсубъективности», «субъективности» можно смещать, и различие физика, проповедника и историка – релятивизировать. Но при этом то, что вес «конвенции научного сообщества» у представителя гуманитарных дисциплин будет больше в сравнении с весами «реальности» и «собственного представления о реальности и конвенции», кажется весьма вероятным.

В дипломах и диссертациях требуют «не золото, а руду», умение работать по правилам, после которого можно будет доверить «участок». Т.е. тот социальный контракт, который гуманитарий заключает с научным сообществом и обществом в целом – это контракт вовсе не «вдохновенного поэта» (который, если не гениален, отправится умирать в мансарду), а контракт наемного работника (того же типа, что и «физик»): «отсутствие результата – тоже результат», «мы (общество) платим тебе не за результат, который мы (общество, не-эксперты) даже не в состоянии оценить, а за процесс твоей работы, которую считает оправданным твое профессиональное сообщество». Пересечение установок «истины и объективности вроде как нет» «ты не сам себя судишь», «судит тебя не напрямую клиент, покупающий твои услуги» Похоже, достаточно специфическое…

Главная (для меня) опасность Если уменьшить регулятивную силу идеи объективности и признать, что любое высказывание партийно, гораздо короче становится дорога к прямолинейной идеологической и политической инструментализации гуманитарного знания и гуманитарного преподавания (подробнее будет в тексте -

Основной вопрос Итак, предположим, что мы больше не можем говорить обществу, что мы располагаем о нем истиной и даже не можем обещать, что мы к ней приблизимся. И еще мы боимся, что нас заставят выполнять политические задачи или (скажем так, для тех, кого отсутствие или наличие политического заказа не слишком волнует) мы боимся, что нас заставят говорить не то, что мы думаем. И тогда презрение к нам станет уже совсем бесповоротным. Что в этой ситуации может предложить гуманитарий как оправдание своей деятельности, как доказательство того, что он делает работу, за которую ему надо (продолжать) платить и за которую он заслуживает уважения? Как можно мотивировать студентов к тому, чтобы они захотели пропускать через себя то, что они слышат или читают?

1. «Гуманитарий» - понятие количественное и немного гуманитария есть в каждом Граница между гуманитарным знанием и естественнонаучным проходит не между социологией и историей, или психологией и биологией, а внутри истории, внутри социологии и т.д. Количественное, а не качественное различие, мембрана, а не граница, напряжение между полюсами, а не принадлежность тому или иному полушарию. Больше возможностей для соучастия и студенту, и зрителю «Культурной революции», и читателю, например, Живого журнала. Дяденька–преподаватель обещает рассказать, как реклама в метро или 19 тезисов Лютера могут стать инструментом для прояснения собственных моральных позиций и поддержания или пересмотра собственной индивидуальной или групповой идентичности. Дяденька рассказывает это применительно к своей личности, которая является гуманитарием на 40 %. У меня всего 10 % гуманитария, но давайте я тоже посмотрю, как устроены во мне эти 10 %. Условно: «Ландау – на 70 % гуманитарий, Дали - на 50 %. История «гуманитарна» на 80 %, лингвистика – на 20%, менеджмент – на 50 %. Эта книга Гаспарова – на 90%, а эта – на 40%», и т.д.

2. Мы живем в мире, в котором эксперты – гуманитарии, больше, чем в мире «физиков» и «бизнесменов» Да, трамвай «заколдован» инженерами, а компьютер – придумали физики, чинят инженеры, а доставляют нам Гейтс и Джобс. Но в то же время: когда мы («студент, к которому мы обращаемся») думаем о категориях жизненного успеха, о внимании, браке, карьере, престиже, обиде, справедливости, о том, чтобы «быть не хуже других» или «быть не как все» - разве не получается, что мы находимся в пространстве мышления, в котором экспертами, в конечном счете, являются гуманитарии? Не в том смысле, что они знают истину (которой нет, хотя иногда, вполне возможно, и знают), но в том смысле, что они продвинулись в этом дальше: не прогнали по кругу пять традиционных и очевидных штампов, а располагают поясом из примерно сотни приведенных в какое-то соотношение мыслей, противоречия в которых относительно продуманы и подконтрольны.

Недовольные своей жизнью, карьерой и отношениями, сантехники, бизнесмены и физики страдают от недостатка своих гуманитарных компетенций, гораздо больше, чем историки или экономисты страдают от того, что они плохие химики, сантехники или даже врачи. Гуманитарии (имхо) несколько недорабатывают этот ресурс, часто не берут на себя смелость сказать: «да, мы учителя счастливой жизни и мы подтверждаем это собственным счастливым примером». Подобное заявление (честнее и осторожнее - подобная презумпция, стоящая за более конкретными заявления про Лютера или классицизм, но не так уж обязательно озвучиваемая) принесло бы нам довольно много пользы (и в общении со студентами, и для себя).

«Какое именно счастье мы, профессиональные гуманитарии, могли бы предложить своему клиенту?» не истину (будь то истина того, каковы были подлинные причины революции 1917, или истина того, с кем завтра пойти в кино); Не зарплату или престижность профессии в смысле общественного влияния Хотя всё-таки именно мы учим школьных учителей и журналистов, взгляды которых транслируют политики и звёзды. Если юристов и программистов учат зарабатывать деньги, на которые они попробуют купить себе счастье, мы пробуем учить наших студентов счастью (почти) напрямую. «Твое довольство собой, твое мнение о себе будет зависеть от того, как думают о тебе другие. Для этого надо стать таким как мы: понимать, как другие думают, но и о своей идентичности не забывать».

Пирамида экзистенциальных эстафет Гуманитарий решает свои проблемы (самореализации, прежде всего) тем, что учит других людей решать свои экзистенциальные проблемы тем же способом, каким их решает он сам, т.е. учить дальше. Мы умеем «быть собой для других», умеем слушать их, находить их проблемы, продвигаться в решении этих проблем, получать от этого удовольствие; показывать другим, как мы получаем удовольствие от решения проблем. Умение-настройка на соотнесение себя с другими – возможность вполне достойного вознаграждения, материального и экзистенциального. Бояться «перестать быть собой» не стоит - наоборот, «ориентироваться на других», скорее всего, и означает для нас, гуманитариев, сохранять свою специфическую идентичность.

то, что можем предложить мы: умение думать одновременно о собственных идентичности и счастье и о внешнем мире с таким изобилием интересных и безобидных, далеких во времени и пространстве, либо, наоборот, близлежащих и почти ничего не стоящих вещей; умение думать о том, как думают другие; умение их понимать и спрашивать, и умение быть понятным самому; «эстафета», раз уж не могут быть предложены ни полис на спасение души, ни набор «101 конкретный совет для всех, как стать счастливыми» выглядит предложением, вполне интересным для всех сторон: для нас самих, получающих от своей работы удовольствие и в то же время зависящих от того, как нашу работу оценивают другие; для общества М.б. ему нужно и меньше профессиональных гуманитариев, чем сейчас, но, пожалуй, хотелось бы, чтобы думать гуманитарно поучились бы на протяжении хотя бы пары лет все его граждане. наконец, для студентов или читателей: благо, они где-то между нами и обществом.

Итак, мой тезис: гуманитарное знание (по крайней мере, в университетской аудитории) двигается в сторону того, чтобы вернуться в границы практической философии; использовать любой предметный материал (исторический, социологический, психологический, культурологический) как иллюстрацию и инструмент для размышлений об идентичности и состоянии учителя и ученика. С этим ходом мысли так же естественно не согласиться, как и с другими вышепрозвучавшими представлениями: о ключевой роли (интер)субъективности в самоопределении гуманитарного знания; о том, что специфика социального контракта гуманитария – не в том, что у него есть какая-то содержательная специфика, а в том, что гуманитарий не просто подписывает и (не) соблюдает свой социальный контракт, а в том, что он его бесконечно рефлектирует и мусолит; или, например, о том, что «нашим уникальным торговым предложением должно стать счастье становиться такими, как мы».

Однако мне хочется не столько настаивать на собственном понимании «субъективности» как важнейшего этического и эпистемологического ресурса в работе гуманитария, сколько призвать к исследованию, рефлексии и инструментализации этого смысла Вопросы для обсуждения: Надо ли, полезно ли «вытаскивать на поверхность» такие, достаточно глубоко лежащие, достаточно противоречиво устроенные и очень противящиеся экспликации, установки и ценности собственной профессиональной работы? Если не надо и не полезно, то почему? Есть ли у нас право о своих основаниях умалчивать? Если эксплицировать свои ценностные и экзистенциальные основания все-таки надо, то вытащил ли я такие презумпции работы гуманитарием, которые просто могут быть, которые обязаны быть у каждого гуманитария, или которых у «хорошего» гуманитария быть не должно? А какие презумпции работы гуманитарием есть у Вас? Они решают те же задачи?