«Выбор слов» или о смыслообразовании в гуманитарном научном тексте

Роберт Мертон (1910 – 2003) Принципы научного этоса Принцип универсализма Принцип всеобщности Принцип незаинтересованности Принцип организованного скептицизма.

Дело А.Сокала А.Сокал Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации Ален Сокал, Жан Брикмон Интеллектуальные уловки: Критика современной философии постмодерна М.: "Дом интеллектуальной книги", 2002

Российский опыт: «Корчеватель: Алгоритм типичной унификации точек доступа и избыточности» «Корчеватель: Алгоритм типичной унификации точек доступа и избыточности» В «рецензируемом» «научном» журнале, входящем по ряду дисциплин в рекомендательный список ВАК, опубликована статья, написанная (по-английски) компьютерной программой и переведенная на русский язык другой программой. Если честно, впервые этот тест был пройден не нами и не сейчас. Программа SCIgen, генерирующая псевдонаучные тексты, была написана несколько лет назад группой студентов Массачусетского технологического института с целью проверить качество рецензирования на (псевдо)научных конференциях, в первую очередь, на конференциях серии WSEAS – наверно, многие из читателей ТрВ получали спам от их организаторов [1]. Сайт SCIgen [2] рассказывает о трех случаях, когда порожденные программой статьи были приняты на конференциях, и одном, когда статья была принята к публикации в журнале – впрочем, в последнем случае конфуз был вовремя замечен редакцией и поправлен с извинениями главного редактора [3]. Однако мы, как сейчас принято говорить, превзошли мировой научный уровень. Мы взяли оригинальную статью авторов программы (чтобы заодно проверить, обнаружит ли рецензент прямой плагиат), перевели ее на русский язык при помощи программы ЭТАП-3, разработанной в Лаборатории компьютерной лингвистики ИППИ РАН [4], и отправили на публикацию в «Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов». И – в отличие от предшественников – получили рецензию. Поскольку в рецензии содержались замечания редакторского характера, потребовалась небольшая переработка, после которой статья была принята и вскоре опубликована. Вся процедура заняла чуть больше месяца: рецензию

Проблема воспроизводства научного знания в российском гуманитарном знании 1990-х (взято из: Гудков Л., Дубин Б. Раздвоение ножа в ножницы, или Диалектика желания: О работе А. Эткинда "Новый историзм, русская версия»//Новое литературное обозрение. 47. С ) Снятие цензуры на рубеже х гг. имело двойной эффект. С одной стороны, долгожданная свобода открыла возможности интенсивных разработок в ранее недоступных областях и предметных регионах, как будто бы стимулировала использование новых методов и концептуально- теоретических средств анализа и интерпретации. С другой стороны, стали возможными умозрительные построения и ценностные высказывания, мотивированные, в том числе - напрямую продиктованные идеологическими, антропологическими, социальными, религиозными взглядами и интересами авторов.

Резкое ослабление механизмов институционального контроля (к тому же, при прежней, вполне советской неразвитости форм научной самоорганизации и корпоративного самоконтроля - критики, методологической дискуссии, авторитетной селекции) одновременно смазало конвенциональные границы между профессиональной деятельностью исследователей и занятиями "эссеистов" (если оценивать авторов такого рода более мягко и позитивно) или "дилетантов" (если придерживаться более жестких и негативных оценок). Последние занимаются тем, что втягивают в академическую сферу разного рода эзотерику (от психоанализа фроммовского или юнгианского толка до социал-биологизма или этнокультурного расизма в духе Л. Гумилева, от тео- и антропософии Блаватской или Штейнера, Генона или Д. Андреева до грофовской "мысли за пределами мозга" и ментальной эквилибристики Кастанеды), наконец, просто занимаются идеологической пропагандой (например, православной или национальной идеи, причем не только русской, но и татарской или пантюркистской, якутской и т.д., плохо различимых из Москвы, но весьма заметных в провинции). Сегодня очевидно, что никакого внутреннего иммунитета против подобных экспансий - вкусового, ценностного, методологического - в российской науке, академической среде, интеллектуальных кругах, образованном слое в целом не оказалось.

Феномен поп-науки Профессиональную работу в науке - совсем не обязательно ведущуюся людьми более умными или даже более эрудированными, чем дилетанты, - отличает лишь одно обстоятельство: эта работа кумулятивна. Иначе говоря, она подчинена определенным нормам и правилам, большая часть которых сводится к условиям необходимой проверки выдвигаемых фактических или методических высказываний, - отсюда указание своих источников (сноски и ссылки), обоснование исходных положений, указание рамок значимости тех или иных тезисов или проводимых рассуждений. Возможно, все вместе это создает впечатление нудности и тривиальности научного текста, но таковы правила игры. Напротив, непрофессионал создает свой собственный мир рассуждения, свои правила выведения и аргументации, выстраивает свой проект от начала и до конца, вводя свою историю, свою схему построения, свою аксиоматику. Благодаря замкнутости и демонстративности своих конструкций этот мир принципиально литературен или, правильнее, беллетризован, часто - ярок и драматичен по способу изложения.

Внешние признаки аналитической работы могут в подобных сочинениях и сохраняться, однако смысл таких элементов будет уже совершенно иным. Они используются в качестве элементов группового этикета или ритуала демонстративной солидарности, апелляции к авторитетам и проч., но никогда не в их собственно техническом, функциональном качестве - как обеспечение институционализированных норм когнитивного взаимодействия. Теми же ссылками, например, автор такого рода непременно подтверждает или иллюстрирует какие-либо частности или малозначимые моменты своего рассуждения, либо, напротив, тиражирует самые общие и расхожие тезисы, как знаки своей причастности к академическому сообществу. Иначе говоря, дилетант "инсценирует" научный анализ, "работает науку" (как один из героев Бабеля работал парфорсную езду).

Примеры неразличения науки и обыденного знания: «псевдогерменевтика» Эпиграф :"Жизнь - это то, что шевелится. Техника - это то, что с колесиками. (Народная мудрость)" «Жизнь шевелится, а техника катится - мудрость хотя и не очень древняя, но народная, а значит в ней что-то есть. Причем предельная лаконичность, как обычно, выражает наиболее существенную сторону предмета внимания, по крайней мере, существенную для народа. Итак, и то и другое двигается, в отличие от мертвых камней, но двигается по-разному. В живом все шевелится, в технике крутятся колесики...Самостоятельное существование духа на земле начинается с колеса. С этого момента на землю приходит к о с м о с, явление совершенно чуждое жизни» Щуров В.А. Новый технократизм: Феномен техники в контексте духовного производства. Монография – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1995

«Помимо непосредственного смысла, который напрашивается сам собой, ("арх-и-те-кто-ника" - "власть и те, кто побеждает", "власть связанная с победой" - Б.С.) есть возможность множественных интерпретаций понятий внутри самой фразы: "архи", "те, кто", "ника". "Архи" также распадается на серию элементов, которые внутренне противоречивы "А-Арх-Архи": "А" - начало и одновременно отрицание; "Арх" - высшее; "Архи" - власть. "Текто" - старые смыслы всегда многозначны: "техне", "техно", "тотем". "Те, кто" - при разложении возникающий прямой смысл случаен и привнесен более поздними русифицированными наслоениями того, что ранее не имело смысла. Тем не менее он появился и может быть присвоен знаку хотя бы на том основании, что популярная передача "Те, кто", идущая с 1996 г. в жанре диалога с людьми, добившимися успеха и возвышения не выпадает из общего контекста резюмирующей фразы» Норенков С.В. Культурфилософия концептуального проектирования: архитектонический анализ и научные исследования. Нижний Новгород, 1997

Логики в тексте исследования Оформление исследования в текст позволяет нам взглянуть на него (исследование) со стороны, внешним взглядом. Одним из важных направлений рефлексии здесь становится отслеживание: 1)соотношения проблематичного и непроблематичного в своем собственном тексте; 2)базовых понятий и метафор, определяющих логику рассуждения;

Метафоры в языке науки Признание метафорической природы языка в целом и научного языка в частности является общим местом для современного гуманитарного знания (Дж.Лакофф и М.Джонсон (1980); Х.Уайт (1973), Л.Гудков (1994)и др.) Признание роли метафоры указывает на то, что использование языка проявляет способ синтезирования картины реальности, который определяет рассуждения исследователя.

Практически это выражается в том, что: 1.В логике рассуждений исследователя, в ключевых понятиях, образующих каркас этих рассуждений, проявляются те ценности и значения, которые определяют восприятие реальности исследователем; (показательным в этом смысле является многозначность базовых понятий: «культура», «идеология» и др.) 2.Поскольку речь идет о восприятии реальности, то факт синтеза ценности и значений, сконструированности взгляда на мир оказывается не так просто заметить: ценности и значения воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, принадлежащее к естественному порядку вещей. (т.о. неочевиден метафорический характер научного языка)

Статус метафоры Резкая метафора представляет собой метафору, сводящую далеко стоящие друг от друга понятия. Модель: начинка высказывания. Стёртая метафора есть общепринятая метафора, фигуральный характер которой уже не ощущается. Модель: ножка стула. Метафора-формула близка к стёртой метафоре, но отличается от неё ещё большей стереотипностью и иногда невозможностью преобразования в нефигуральную конструкцию. Модель: червь сомнения. Развёрнутая метафора это метафора, последовательно осуществляемая на протяжении большого фрагмента сообщения или всего сообщения в целом. Модель: Книжный голод не проходит: продукты с книжного рынка всё чаще оказываются несвежими их приходится выбрасывать, даже не попробовав.

Козлов С. Крушение поезда. Транспортная метафорика Макса Вебера. НЛО, 71 «Над человеческим действием непосредственно господствуют интересы (материальные и идеальные), а не идеи. Однако «картины мира», создаваемые «идеями», очень часто выполняли роль стрелочников, определяющих тот путь, по которому динамика интересов тянет вперед человеческое действие» (М.Вебер) ….представляется совершенно неслучайной перекличка этой сцены с аллегорическим изображением революций как «локомотивов истории» у Маркса … Маркс говорит о том, что у людей, находящихся внутри революционного потока событий, происходит колоссальное изменение жизненного опыта, который начинает накапливаться с невиданной прежде скоростью. Опыт людей, переживающих революцию, Маркс уподобляет опыту пассажиров, которых мчит вперед локомотив.

Позитивно-утилитарное осмысление железнодорожного путешествия у Маркса отличается от амбивалентно-романтической трактовки, присущей ранним описаниям железнодорожных путешествий. Однако за всеми этими различиями важно не упустить базового общего принципа, который объединяет железнодорожную аллегорию Маркса и с вышеназванными описаниями, и вообще с любыми отчетами о железнодорожных путешествиях. Этот общий принцип состоит в том, что железная дорога описывается с точки зрения пассажира. Сжавшееся пространство и ускорившееся время все это признаки, которые изначально относятся именно к внутреннему опыту пассажира. И в этом отличие железнодорожной сцены у Маркса от железнодорожной сцены у Вебера. Если в центре метафоры Маркса находится пассажир, то в центре метафоры Вебера находится стрелочник. Железная дорога у Маркса это движущийся поезд, увиденный изнутри. Железная дорога у Вебера это железнодорожное полотно, увиденное извне с платформы, с моста, с откоса.

«Как понимание человека, так и понимание исторических процессов сводится Вебером к объяснению точечных отклонений от стандартных, типовых путей движения. И идея типового маршрута, имеющего конечную направленность, и идея точечного отклонения от такого маршрута предполагают совершенно определенную базовую метафорику. Это метафорика транспортного движения то есть, в случае Вебера, прежде всего и по преимуществу железнодорожного движения и железнодорожной катастрофы»

Алексеев К.И. Метафора в научном дискурсе Психологические исследования дискурса / Отв.ред. Н.Д. Павлова. М.: ПЕРСЭ, С Подобную смену представлений и моделей от экспликации точки зрения здравого смысла, нашедшей свое воплощение в выражениях естественного языка, через ее преодоление и переход к альтернативным моделям, для которых порой трудно подобрать соответствующие слова, можно наблюдать и в области психологии эмоций. Дж. Аверилл в работе «Шесть метафор эмоций» [16] провел анализ выражений естественного языка, являющихся лингвистически корректным и обычным способом говорить об эмоциях, и выделил пять типов метафорических моделей эмоций: 1. Эмоция это внутреннее чувство (он чувствовал, что его гнев возрастает; ее доброта глубоко тронула его; он прислушивался к своему сердцу, а не к разуму); 2. Эмоция это физиологическая реакция (от гнева его кровь вскипела; ее руки похолодели; ее сердце разрывалось от печали); 3. Эмоция это животное начало в человеке (он вел себя как животное; он был гордым, как индюк; в ответ он заблеял; надежда окрылила его); 4. Эмоция это расстройство рассудка (она была без ума от любви; он был парализован страхом; она помешалась на почве ревности; зависть ослепила его); 5. Эмоция это движущая сила/витальная энергия (им руководит страх; любовь заставила мир крутиться; в гневе он неуправляем; ревность только усилила его желание) [17, с. 113].

Каждая из этих метафор акцентирует внимание и выводит на первый план какой-то один аспект эмоций. Модели, стоящие за каждой из этих метафор, были положены в основу пяти направлений изучения эмоций в психологии: феноменологического (эмоция как внутреннее чувство В. Вундт, У. Джемс), психофизиологического (эмоция как физиологическая реакция), этологического (эмоция как животное начало в человеке истоки этого направления лежат в работах Ч. Дарвина), психодинамического (эмоция как расстройство рассудка З. Фрейд и его ранняя трактовка эмоций), "направляющего" (drive; эмоция как движущая сила/витальная энергия поздние работы З. Фрейда, а также необихевиористские (К. Халл, Б. Скиннер) концепции эмоций) [17, с. 114–123].

В заключение своего краткого исторического обзора Дж. Аверилл предлагает собственную, шестую метафору: «Эмоция это роль в пьесе». Подобно тому, как театральная роль конституируется некоторой совокупностью правил, эмоция определяется социальными ролями и ситуацией (а не просто внутренними факторами); подобно тому, как театральная роль не существует отдельно, а только среди других ролей в пьесе, эмоция не существует как изолированное событие, а является межличностным и межсубъективным феноменом; подобно тому, как театральная роль является частью некоторого сценария, эмоция входит как часть в некоторое социокультурное целое, в рамках которого и приобретает смысл; подобно тому, как разные актеры вносят в трактовку одной и той же роли свои дополнительные оттенки и могут совершенствоваться в исполнительском мастерстве, испытывающие эмоции люди являются активными участниками событий, а не просто пассивно и рефлекторно реагирующими на внешние стимулы [17, с. 125].

Понятие личность в заключении к книге А.Я.Гуревича «Категории средневековой культуры Осуществляя имманентную реконструкцию эпохи посредством описания категорий средневековой культуры, Гуревич завершает свою характеристику постановкой вопроса о «личности в Средние века». Понятие «личность» употребляется здесь в различных значениях: как указание на антропологическое своеобразие эпохи («своеобразие человеческой личности в Средние века», как «своего рода параметры человеческой личности, ориентиры ее мировосприятия и поведения» -- наряду с богатством, трудом и прочими категориями, «вопрос о типах личности, которые соответствовали данному типу культуры»); как обозначение индивида («положение личности в обществе», «свободное развитие личности»); как определение автономности этого индивида («до Возрождения не существовало человеческой личности... индивид всецело поглощался социумом», «притязания человеческой личности на признание»);

4 ) как указание на осознание этой автономии («В какой мере сознавала себя сама личность?»); 5) как характеристика типа социальной самоидентификации индивида («Человек в феодальном обществе – сословная личность», «родовая личность эпохи варварства»); 6) как нормативные образцы («принятый в обществе тип человеческой личности», «позитивную оценку личности получает преимущественно лишь типическое, повторяющееся»); 7) реальный («конкретный») человек в противопоставлении моральному образцу («не столько конкретные личности, сколько персонифицированные моральные ценности»). Кроме того, важно иметь в виду, что проблематика личности исследуется не только в рамках социальной истории, но и в связи с антропологической проблематикой в богословии (в частности, в связи с эволюцией cемантики понятия «persona»), и в связи со становлением «реализма» в литературе. Проблема выяснения и соотнесения всех этих значений и планов анализа, как я попытаюсь далее показать, по сути дела, и ляжет в основу дискуссии о личности и индивидуальности.

Соотношение языка объекта и языка описания: «личность» и «persona» Следует прежде всего отметить, что как раз в эпоху средневековья окончательно складывается понятие личности. В древности у греков и римлян προσωπον, persona обозначала первоначально театральную маску или маску религиозного ритуала. …..Однако при всем развитии свободной личности в античном полисе мы не найдем у древних философов ее определения. Переход от театральной маски к моральной личности, обладающей внутренним единством, завершился в христианстве. «Персона» получила также и душу, являющуюся основой человеческой индивидуальности и неуничтожимым, метафизическим ядром личности. Определение личности, которое дал в начале VI в. Боэций, «рациональная неделимая сущность» (rationalis naturae individua substantia, PL, t ) оставалось в силе на протяжении всего средневековья. Понятие «персона» связано с представлением о Боге, о троичности персоны Бога, и рассуждения Фомы Аквинского о личности и о том, что «персоной» называется совершеннейшее во всей природе, т. е. заключающееся в разумной природе (persona significat id, quod est perfectissimum in tota natura, scilicet subsistens in rationali natura), эти рассуждения касаются прямо и непосредственно persona divina. Религиозная окраска этого понятия обнаруживается и в обозначении приходского священника (англ. parson от латин. persona). Реальная антропологическая проблематика, как и всё в средние века, переносится в «высший» план.

Проблема множественности значений базового понятия Пример для разбора: Как правило, определяя то или иное понятие, исследователь пользуется дефинициями, что означает, согласно философскому словарю, «краткое логическое определение, устанавливающее существенные отличительные признаки предмета или значение понятий - его содержание и границы». Но в случае исследования глубинных понятий, которые в точности неопределимы: «Бог», «бытие», «любовь», «культура» и другие, дефиниции перестают выполнять свои функции, они не в состоянии дать обобщающее определение, способное в полной мере охарактеризовать объект определения. И, тем не менее, мы не можем отказаться от их определения. Пытаясь определить то, что ускользает от определения, мы лучше понимаем, что и почему в нем остается неопределимым. В данном случае даже само слово дефиниция не может быть описано дефиницией, каждый раз множась в количестве определений, уходя от ответа. В ряду таких, ускользающих от определения слов, видится субкультура.

Попытка уйти от выбора значения: «инфиниция» Михаил Эпштейн предложил определять подобные понятия не дефинициями, а инфинициями. Термин «инфиниция» - это сращение двух слов, definition (определение) и infinity (бесконечность), происходящих от одного латинского корня finis, что означает конец или предел. По-русски "определение" и "беспредельность", срастаясь, дают такое же по смыслу слово "обеспределение". Это вовсе не новый способ определения неопределяемых понятий, это некоторое отношение, особый тип определения, которое по сути своей бесконечно и незавершимо, оно зовется инфиницией, но не является вместе с тем искусственно созданной научной конструкцией. Инфиниция создает такую оптику исследования, которая позволит отойти от привычного поиска абсолютного определения, который может быть бесконечным. Инфиниция - бесконечно отсроченная дефиниция, которая определяет некое понятие и вместе с тем указывает на его неопределимость. Инфиниция демонстрирует множественность возможных определений предмета и oдновременно недостаточность каждого из них и невозможность полного определения как такового.

Отсутствие нейтральности в текстуальном функционировании понятия Из этого рассуждения следует, что деятельность вообще не является критерием субкультурности. Субкультурность заключена в самой себе. Невозможно исторических моделистов назвать субкультурой, хоть у них есть множество общих интереснов, но главное, что их объединяет – это род деятельности. А субкультура определяется принадлежностью к ней, деятельность носит побочный характер, иногда она вообще может быть не выражена. Любер является любером, потому что он им является, потому что он мыслит категориями любера, а не потому что он добился успехов в культуризме. Таким образом, получается, что у субкультуры полностью отсутствует качественная оценка результатов деятельности, навыков, умений и знаний. Присутствует только количественная их характеристика, как проявление субкультурной идентичности.

Конфликт стремления к нейтральности и неустранимой ценностной нагруженности понятия В процессе исследования было сформулировано новое понятие субкультурность, являющееся совокупностью выявленных критериев и признаков. Субкультурность является признаком субкультуры, отличающим ее от не субкультуры. Среди признаков субкультурности были выявлены внеинституциональность, внеофициальность и внепрофессионализм. Внеинституциональность понятия субкультура свидетельствует о его независимый характер относительно социологических понятий. При этом внеинституциональность субкультуры является качественным отличием этого понятия от культуры, которой внеинституциональность, напротив, характерна. Внеофициальность понятия субкультура позволяет нам говорить о том, что субкультура существует в параллельном культурном измерении, относительно понятия культура или доминирующая культура (официальная культура). Внепрофессиональный характер субкультурных отношений свидетельствует о том, что отношения представителей не строится по профессиональным принципам, а смысл субкультурного действия заключен в самом действии, а не в его качественных или количественных характеристиках.

Понятия как элемент рамки vs понятия как элемент рассуждения В этом случае фантастическое можно определить как особое свойство фильмического, программирующее у зрителя ощущение странности и необъяснимости происходящего: происходящее на экране строится таким образом, что в зрителе постоянно поддерживается чувство ожидания фантастического. В фильмах Тарковского, где "фантастический антураж" намеренно затушевывается, именно такой режим ожидания фантастического позволяет использовать (пред)знание о жанровых конвенциях как "поисковую систему": мы можем ощущать не только значимое отсутствие многого из того, что принято ассоциировать с жанром научной фантастики, но и неявное присутствие другого способа создания фантастического, требующего специального опознания и проблематизации. Мы фокусируем наше исследовательское внимание на поиск фантастического, "тестируя" все элементы фильмического на его наличие. Такая стратегия «ожидания фантастического» позволяет не только отмечать внешние признаки фантастического жанра («футуристический антураж»), но и фиксироваться на других, незнаковых маркерах фантастического