UCLA SLAVIC LANGUAGES AND LITERATURES DEPARTMENT AND THE UCLA RUSSIAN CLUB PRESENT:

5 th Annual Poetry Night My Favorite Poem Poem Valentin Serov

Фeдор Тютчев Поэзия Среди громов, среди огней, Среди клокочущих страстей, В стихийном, пламенном раздоре, Она с небес слетает к нам – Небесная к земным сынам, С лазурной ясностью во взоре – И на бунтующее море Льет примирительный елей. Fyodor Tiutchev Poetry Among storms, among fires, Among burning passions, In elemental, flaming strife, It flies to us from the heavens – A heavenly creature to earth's son With gaze of clearest azure – And on the rebellious sea It pours a soothing balm. Constantin Somov

Александр Пушкин Alexander Pushkin Vasiliy Tropinin, 1827

Александр Пушкин Alexander Pushkin Песнь о Вещем Олеге Song of Prince Oleg Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хозарам, Их селы и нивы за буйный набег Обрек он мечам и пожарам; С дружиной своей, в цареградской броне, Князь по полю едет на верном коне. Из темного леса навстречу ему Идет вдохновенный кудесник, Покорный Перуну старик одному, Заветов грядущего вестник, В мольбах и гаданьях проведший весь век. И к мудрому старцу подъехал Олег. "Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей-врагов, Могильной засыплюсь землею? Открой мне всю правду, не бойся меня: В награду любого возьмешь ты коня". Oleg, the wise Prince, roused to arm, Cried: "Vengeance on the ruthless horde Of raiding Chosars! Field and farm My men shall put to fire and sword!" And when his faithful horse was brought, He rode out with his knights and men, In damascened, gold armor, wrought, By some deviceful Saracen. Before his men he rode in pride, Their hero-prince, and nothing feared; But, ere he reached the forest-side; From out its darkling deeps appeared Dread Perun's prophet, old and wise, Who studied in the secret shrine That he might in each man's own eyes His destiny and doom divine. The brave Prince rode towards him, and cried "O Wizard, favored of the gods, What woe or weal shall me betide? How soon shall I, beneath the sods, Lie buried, while my foes rejoice? Fear naught; nor speak with faltering words. Whate'er my doom, be thine the choice Oleg, the wise Prince, roused to arm, Cried: "Vengeance on the ruthless horde Of raiding Chosars! Field and farm My men shall put to fire and sword!" And when his faithful horse was brought, He rode out with his knights and men, In damascened, gold armor, wrought, By some deviceful Saracen. Before his men he rode in pride, Their hero-prince, and nothing feared; But, ere he reached the forest-side; From out its darkling deeps appeared Dread Perun's prophet, old and wise, Who studied in the secret shrine That he might in each man's own eyes His destiny and doom divine. The brave Prince rode towards him, and cried "O Wizard, favored of the gods, What woe or weal shall me betide? How soon shall I, beneath the sods, Lie buried, while my foes rejoice? Fear naught; nor speak with faltering words. Whate'er my doom, be thine the choice Of all the horses in my herds!" Of all the horses in my herds!"

"Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен: Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесною дружен. Грядущие годы таятся во мгле; Но вижу твой жребий на светлом челе. Запомни же ныне ты слово мое: Воителю слава - отрада; Победой прославлено имя твое; Твой щит на вратах Цареграда: И волны и суша покорны тебе; Завидует недруг столь дивной судьбе. И синего моря обманчивый вал В часы роковой непогоды, И пращ, и стрела, и лукавый кинжал Щадят победителя годы... Под грозной броней ты не ведаешь ран; Незримый хранитель могущему дан. Твой конь не боится опасных трудов: Он, чуя господскую волю, То смирный стоит под стрелами врагов, То мчится по бранному полю. И холод и сеча ему ничего... Но примешь ты смерть от коня своего". "No wizard dreads an earthly lord!" The old man scornful answer flung; "And naught availeth bribe or sword To loose or bind the prophet s tongue. Heaven's secrets are not bought and sold: The future's veiled in mist and gloom: Yet, as a tale already told, On thy bright brows I read thy doom." "Mark well this day the words I speak, For, ever, to the warrior fame Brings solace, when he waxes weak With years and wounds. Know thou, thy name Is victory! The nations yield Before thine army's dread advance: Envied of all, thy golden shield Hangs o'er the gate of proud Byzance." The blue sea's treacherous waves to thee, Though lashed to storm, no scathe shall bring: They know thee. Lord of Victory! Nor dread the arrow or the sling, Or traitorous dagger; for thy life To all is sacred; and no blow Shall pierce thine armour in the strife With thee an unseen guard doth go." "Thy horse, that dreads no furious fray, Hath borne thee well in many lands; And like a rock amid the spray Among the whistling shafts he stands, Or bears thee through the brunt of spears, Obedient to thy lightest breath: Nor frost, nor fight, with thee he fears: Yet, even he shall be thy death." "No wizard dreads an earthly lord!" The old man scornful answer flung; "And naught availeth bribe or sword To loose or bind the prophet s tongue. Heaven's secrets are not bought and sold: The future's veiled in mist and gloom: Yet, as a tale already told, On thy bright brows I read thy doom." "Mark well this day the words I speak, For, ever, to the warrior fame Brings solace, when he waxes weak With years and wounds. Know thou, thy name Is victory! The nations yield Before thine army's dread advance: Envied of all, thy golden shield Hangs o'er the gate of proud Byzance." The blue sea's treacherous waves to thee, Though lashed to storm, no scathe shall bring: They know thee. Lord of Victory! Nor dread the arrow or the sling, Or traitorous dagger; for thy life To all is sacred; and no blow Shall pierce thine armour in the strife With thee an unseen guard doth go." "Thy horse, that dreads no furious fray, Hath borne thee well in many lands; And like a rock amid the spray Among the whistling shafts he stands, Or bears thee through the brunt of spears, Obedient to thy lightest breath: Nor frost, nor fight, with thee he fears: Yet, even he shall be thy death."

Александр Пушкин Alexander Pushkin Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный, И снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои, Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви. Душе настало пробужденье, И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. И сердце бьётся в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь. Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный, И снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои, Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви. Душе настало пробужденье, И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. И сердце бьётся в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь. I remember a wonderful moment As before my eyes you appeared, Like a vision, fleeting, momentary, Like a spirit of the purest beauty. In the torture of hopeless melancholy, In the bustle of the world's noisy hours, That voice rang out so tenderly, I dreamed of that lovely face of yours. The years flew quickly. The storm's blast Scattered the dreams of former times, And I forgot your tender voice, And the features of your heavenly face. In remoteness, in gloomy isolation, My days dragged quietly, nothing was new, No godlike face, no inspiration, No tears, no life, no love, no you. Then to my soul an awakening came, And there again your face appeared, Like a vision, fleeting, momentary, Like a spirit of the purest beauty. And my heart beats with a rapture new, And for its sake arose again A godlike face, an inspiration, And life, and tears, and love, and you. I remember a wonderful moment As before my eyes you appeared, Like a vision, fleeting, momentary, Like a spirit of the purest beauty. In the torture of hopeless melancholy, In the bustle of the world's noisy hours, That voice rang out so tenderly, I dreamed of that lovely face of yours. The years flew quickly. The storm's blast Scattered the dreams of former times, And I forgot your tender voice, And the features of your heavenly face. In remoteness, in gloomy isolation, My days dragged quietly, nothing was new, No godlike face, no inspiration, No tears, no life, no love, no you. Then to my soul an awakening came, And there again your face appeared, Like a vision, fleeting, momentary, Like a spirit of the purest beauty. And my heart beats with a rapture new, And for its sake arose again A godlike face, an inspiration, And life, and tears, and love, and you.

Александр Пушкин Зимнее утро Мороз и солнце; день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный- Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры Звездою севера явись! Звездою севера явись! Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные желтела, И ты печальная сидела – А нынче... погляди в окно: А нынче... погляди в окно: Snow, frost and sunshine – lovely morning! Yet you, dear love, its magic scorning, Are still abed... Awake, my sweet!.. Cast sleep away, I beg, and, rising, Yourself a northern star, the blazing Aurora, northern beauty, meet. Last night a snowstorm raged, remember; A turbid haze swam in the sombre, Wind-ravaged sky, and through the grey Murk of the clouds the moon shone dully, And you sat listless, melancholy: But now - look out the window, pray – Alexander Pushkin Winter Morning Igor Grabar

Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит; Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит. И речка подо льдом блестит. Вся комната янтарным блеском Озарена. Веселым треском Трещит затопленная печь. Приятно думать у лежанки. Но знаешь: не велеть ли в санки Кобылку бурую запречь? Кобылку бурую запречь? Скользя по утреннему снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня И навестим поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня. 'Neath lucid skies of clearest azure The winter's rich and dazzling treasure, Her gorgeous rugs of snow are spread. The wood is etched against them darkly, The furs, rime-starred, are green and sparkling In shiny mail the stream is clad. A mellow glow like that of amber Illumes the room... 'Tis good to linger Beside the gaily crackling stove, And think and dream... But let our honest Brown mare without delay be harnessed That we may take a sledge ride, love. We'll give free rein to her, and lightly, The snow of morning gleaming brightly, Skim over it, and, full of glee, Cross empty fields and empty meadows, A once thick wood with trees like shadows, A stream and shores long dear to me.

Александр Пушкин Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит. Наша ветхая лачужка И печальна и темна. Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна? Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжанье Своего веретена? The storm wind covers the sky Whirling the fleecy snow drifts, Now it howls like a wolf, Now it is crying, like a lost child, Now rustling the decayed thatch On our tumbledown roof, Now, like a delayed traveler, Knocking on our window pane. Our wretched little cottage Is gloomy and dark. Why do you sit all silent Hugging the window, old gran? Has the howling of the storm Wearied you, at last, dear friend? Or are you dozing fitfully Under the spinning wheel's humming? Alexander Pushkin

Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя: где же кружка? Сердцу будет веселей. Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила; Спой мне песню, как девица За водой поутру шла. Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя: где же кружка? Сердцу будет веселей. Let us drink, dearest friend To my poor wasted youth. Let us drink from grief - Where's the glass? Our hearts at least will be lightened. Sing me a song of how the bluetit Quietly lives across the sea. Sing me a song of how the young girl Went to fetch water in the morning. The storm wind covers the sky Whirling the fleecy snow drifts Now it howls like a wolf, Now it is crying, like a lost child. Let us drink, dearest friend To my poor wasted youth. Let us drink from grief - Where's the glass? Our hearts at least will be lightened.

Антон Дельвиг Anton Delvig Романс Romance Антон Дельвиг Anton Delvig Романс Romance Не говори: любовь пройдет, О том забыть твой друг желает; В ее он вечность уповает, Ей в жертву счастье отдает. Зачем гасить душе моей Едва блеснувшие желанья? Хоть миг позволь мне без роптанья Предаться нежности твоей. За что страдать? Что мне в любви Досталось от небес жестоких Без горьких слез, без ран глубоких, Без утомительной тоски? Любви дни краткие даны, Но мне не зреть ее остылой; Я с ней умру, как звук унылый Внезапно порванной струны. Don't say that love will come and go, Your friend suggests that you forget it, He thinks that it's eternal, so His happiness, he says he'll bet it. Why should my soul suppress the will That flashed and seized me suddenly, Now let me give myself, and humbly, All to your tenderness and thrill. Why should I suffer? What has love Donated me from up above? Except for wounds and bitter tear, Except for sorrow, pain and fear? Though love is not a lasting thing I'll never see it kiss the ground, I'll die with it like the sad sound Of an abruptly broken string

Евгений Баратынский Evgeny Baratynsky Не искушай меня без нужды Возвратом нежности твоей: Разочарованному чужды Все обольщенья прежних дней! Не искушай меня без нужды Возвратом нежности твоей: Разочарованному чужды Все обольщенья прежних дней! Уж я не верю увереньям, Уж я не верую в любовь И не могу предаться вновь Раз изменившим сновиденьям. Уж я не верю увереньям, Уж я не верую в любовь И не могу предаться вновь Раз изменившим сновиденьям. Слепой тоски моей не множь, Не заводи о прежнем слова, И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь. Слепой тоски моей не множь, Не заводи о прежнем слова, И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь. Я сплю, мне сладко усыпленье, Забудь бывалые мечты: В душе моей одно волненье, А не любовь пробудишь ты. Я сплю, мне сладко усыпленье, Забудь бывалые мечты: В душе моей одно волненье, А не любовь пробудишь ты. Dont tempt me with no need By bringing back your tenderness: All temptations of the days gone by Are stranger to a disappointed one! I dont believe in assurances no more, I dont believe in love no more, And I cant indulge in to the dreams That once betrayed me. Dont enhance my blind grief, Say no words about the past And, oh my caring friend, Dont disturb the ill one in his dreams. Im sleeping, Im lulled to sleep so sweetly, Forget the dreams of past; You wont awake any love in my soul, Just emotions

Фeдор Тютчев Fyodor Tutchev

Фeдор Тютчев Silentium! Молчи, скрывайся и таи И чувства, и мечты свои – Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи, - Любуйся ими - и молчи. Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, - Питайся ими - и молчи. Лишь жить в себе самом умей – Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их оглушит наружный шум, Дневные разгонят лучи, - Внимай их пенью - и молчи!.. Fyodor Tutchev Silentium! Be silent, hide yourself, conceal Your feelings and your dreams. And let them rise and set In your soul's depths As soundless as the stars at night. Admire them - and yet stay silent. How can a heart reveal itself? How can another fathom you? All that sustains you comprehend? A thought once spoken is a lie. Digging disturbs the spring. Partake of it - and yet stay silent. Learn how to live within yourself – There is within your soul a world entire Of enigmatic, magic thoughts. Ambient noise will muffle them, And daylight's rays will scatter them,- Heed their melody - and yet stay silent!..

Фeдор Тютчев Люблю грозу в начале мая, Когда весенний, первый гром, Как бы резвяся и играя, Грохочет в небе голубом. Гремят раскаты молодые, Вот дождик брызнул, пыль летит, Повисли перлы дождевые, И солнце нити золотит. С горы бежит поток проворный, В лесу не молкнет птичий гам, И гам лесной и шум нагорный - Все вторит весело громам. Ты скажешь: ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба, Смеясь, на землю пролила. Fyodor Tutchev I love the storm in the beginning of May When the first spring thunder Playfully roars in the blue sky. Young peals growl, The rain sprinkles, there is dust in the air. And the sun shines on the rainy threads. A forceful stream runs down the mountain. Bird screams do not stop in the forest. Forest rumpus, mountain noise – All resonates joyfully to thunders. You will say: Careless Thebe, Feeding Zeus eagle, Has laughingly spilled The loudly-boiling potion from the sky.

Фeдор Тютчев Fyodor Tutchev Я встретил вас - и все былое В отжившем сердце ожило; Я вспомнил время золотое - И сердцу стало так тепло... Как поздней осени порою Бывают дни, бывает час, Когда повеет вдруг весною И что-то встрепенется в нас,- Так, весь обвеян духовеньем Тех лет душевной полноты, С давно забытым упоеньем Смотрю на милые черты... Как после вековой разлуки, Гляжу на вас, как бы во сне,- И вот - слышнее стали звуки, Не умолкавшие во мне... Тут не одно воспоминанье, Тут жизнь заговорила вновь,- И то же в нас очарованье, И та ж в душе моей любовь!.. I met you and the past Came back to life in my dead heart. Remembering a golden time, My heart became so warm. I met you and the past Came back to life in my dead heart. Remembering a golden time, My heart became so warm. Just as in late autumn Just as in late autumn There are days, the transient hour, When suddenly spring wafts again And something stirs within us, So, winnowed within by the breath Of fullness my soul knew in those years, With a rapture I thought I'd forgotten, I stare into your dear face. So, winnowed within by the breath Of fullness my soul knew in those years, With a rapture I thought I'd forgotten, I stare into your dear face. As if we'd been apart for ages I stare at you and think I'm dreaming, And suddenly sounds unsilenced in me Could be heard within me, but louder! That was more than reminiscence: My life began to talk once more, As did in you that very same charm, As did in my soul that very same love! As if we'd been apart for ages I stare at you and think I'm dreaming, And suddenly sounds unsilenced in me Could be heard within me, but louder! That was more than reminiscence: My life began to talk once more, As did in you that very same charm, As did in my soul that very same love!

Фeдор Тютчев Fyodor Tutchev Она сидела на полу И груду писем разбирала, И, как остывшую золу, Брала их в руки и бросала. Брала знакомые листы И чудно так на них глядела, Как души смотрят с высоты На ими брошенное тело... О, сколько жизни было тут, Невозвратимо пережитой! О, сколько горестных минут, Любви и радости убитой!.. Стоял я молча в стороне И пасть готов был на колени,- И страшно грустно стало мне, Как от присущей милой тени. She sat upon the floor Looking through a pile of letters, She took them up and tossed them Like so many cold ashes. She took the familiar pages And gazed at them strangely, The way souls look from above At their discarded bodies... O, how much life was in them, Life irrevocably lived! O, how many bitter moments, How much love and joy now dead!... I stood silently aside Ready to fall on my knees, And I grew terribly sad, As if in the presence of a dear ghost.

Михаил Лермонтов Mikhail Lermontov

Михаил Лермонтов Парус Михаил Лермонтов Парус Белеет парус одинокий В тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?... Играют волны ветер свищет, И мачта гнется и скрыпит... Увы! Он счастия не ищет И не от счастия бежит! Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой! Белеет парус одинокий В тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?... Играют волны ветер свищет, И мачта гнется и скрыпит... Увы! Он счастия не ищет И не от счастия бежит! Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой! The sail is whitening alone In blue obscurity of sea: What did it leave in country own? What does it want so far to see?.. The sail is whitening alone In blue obscurity of sea: What did it leave in country own? What does it want so far to see?.. The wind is strong, the mast is creaking, The wave is playing with the wave... But not a fortune is it seeking, Nor from this fortune is its way. The wind is strong, the mast is creaking, The wave is playing with the wave... But not a fortune is it seeking, Nor from this fortune is its way. By it a stream is bright as azure, By beams of sun it's warmed and blessed But it is seeking gales as treasure, As if the tempests give a rest. By it a stream is bright as azure, By beams of sun it's warmed and blessed But it is seeking gales as treasure, As if the tempests give a rest. Mikhail Lermontov The Sail Mikhail Lermontov The Sail

Ivan Aivazovsky

Михаил Лермонтов Mikhail Lermontov Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит. Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, И звезда с звездою говорит. В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сиянье голубом... Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем? Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть. Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть! Но не тем холодным сном могилы... Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь, Чтоб, всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб, вечно зеленея, Темный дуб склонялся и шумел. I come to the road alone; The stony path is glistening in the fog. The night is quiet. The desert is listening to God, And the stars talks among themselves. The heavens how glorious and marvelous! The earth is sleeping in its blue glow… Why do I feel so much pain and heaviness? What do I wait for? What do I regret? Nothing I expect from life nowadays, And do not regret my past at all. I seek peace and freedom! I wish I could forget myself and fall asleep! But not that cold grave sleep I wish… I want to fall asleep in such a way That the life forces would doze in my chest, And my chest would raise breathing. And all day and night my hearing soothing, About love a sweet voice would sing, Above me forever blooming green, A dark oak would bow over me and rustle.

Vasily Surikov

Михаил Лермонтов Mikhail Lermontov И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды... В минуту душевной невзгоды... Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят - все лучшие годы! Любить... но кого же?.. на время - не стоит труда, А вечно любить невозможно. В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа: И радость, и муки, и всё там ничтожно... Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг Исчезнет при слове рассудка; И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг - Такая пустая и глупая шутка... It's boring and sad, and there's no one around In times of my spirit's travail... Desires!...What use is our vain and eternal desire?.. While years pass on by - all the best years! To love...but love whom?.. a short love is vexing, And permanent love's just a myth. Perhaps look within? - The past's left no trace: All trivial, joys and distress... What good are the passions? For sooner or later Their sweet sickness ends when reason speaks up; And life, if surveyed with cold-blooded regard,- Is stupid and empty - a joke...

Алексей Толстой Aleksey Tolstoy Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты. Лишь очи печально глядели, А голос так дивно звучал, Как звон отдаленной свирели, Как моря играющий вал. Amid the din of the ball, In the tumult of everyday bustle, I chanced to see you, but a secret Veiled your features; Only your eyes looked on sadly, But your voice sounded so divine, Like the sound of a distant pipe, Like the seas playful wave K. Brulov

Мне стан твой понравился тонкий И весь твой задумчивый вид, А смех твой, и грустный и звонкий, С тех пор в моем сердце звучит. В часы одинокие ночи Люблю я, усталый, прилечь - Я вижу печальные очи, Я слышу веселую речь; И грустно я так засыпаю, И в грезах неведомых сплю... Люблю ли тебя - я не знаю, Но кажется мне, что люблю! I loved your slender figure, And your pensive look, And your laughter, at once sad and vibrant, Has been ringing in my heart since then. When, in the lonely hours of the night, I am weary and would lie down to rest, I see your sad eyes, And hear your happy voice. Then sadly, so sadly, I sink into sleep, A sleep of dreams beyond recall. I do not know whether I love you But I believe that I do. But I believe that I do.

Иван Тургенев Ivan Turgenev Цветок Цветок Тебе случалось в роще темной, В траве весенней, молодой, Найти цветок простой и скромный? (Ты был один в стране чужой.) Он ждал тебя в траве росистой Он одиноко расцветал... И для тебя свой запах чистый, Свой первый запах сберегал. И ты срываешь стебель зыбкой. В петлицу бережной рукой Вдеваешь, с медленной улыбкой, Цветок, погубленный тобой. The Flower The Flower Have you ever happened upon a simple and modest flower in a dark grove, in the young spring grass? (you were alone in a foreign land). It awaited your arrival, in the dewy grass it blossomed alone, and saved its pure scent, its first scent, just for you. And you pluck it by its trembling stalk and with a slow smile it carefully into your lapel, this flower that you have destroyed.

И вот, идешь дорогой пыльной; Кругом всё поле сожжено, Струится с неба жар обильный, А твой цветок завял давно. Он вырастал в тени спокойной, Питался утренним дождем И был заеден пылью знойной, Спален полуденным лучом. Так что ж? напрасно сожаленье! Знать, он был создан для того, Чтобы побыть одно мгновенье В соседстве сердца твоего. And so you walk along a dusty road; around you the entire field has been scorched, heat streams down from the heavens, and your flower has long since wilted. It grew in the quiet shade, imbibed the morning rain and was consumed by the hot dust, singed by the rays of noonday. Well, no use feeling sorry about it. It was created to spend just a moment lying close to your heart. And so you walk along a dusty road; around you the entire field has been scorched, heat streams down from the heavens, and your flower has long since wilted. It grew in the quiet shade, imbibed the morning rain and was consumed by the hot dust, singed by the rays of noonday. Well, no use feeling sorry about it. It was created to spend just a moment lying close to your heart.

Афанасий Фет Afanasy Fet Я пришёл к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся И весенней полон жаждой; И весенней полон жаждой; I have come to you with salutation To tell you that the Sun has risen That it has shined its warm light On foliage. To tell you that the forest has awakened That each branch of it has woken up Every bird has woken up And the forest is full of spring thirst

Рассказать, что с той же страстью, Как вчера, пришел я снова, Что душа всё так же счастью И тебе служить готова; Рассказать, что отовсюду Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь - но только песня зреет. To tell you that with similar passion as yesterday I have come to you again That my soul is still ready to serve Happiness and you. To tell you that everything reminds me Of happiness That I do not know myself, that I will sing But the song is being born. Arkhip Kuinji

Яков Полонский Yakov Polonsky Мой костёр в тумане светит, Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит, Мы простимся на мосту. Ночь пройдёт, и спозаранок В степь далеко, милый мой, Я уйду с толпой цыганок За кибиткой кочевой. На прощанье шаль с каймою Ты на мне узлом стяни! Как концы её, с тобою Мы сходились в эти дни. My fire glistens in the fog, The sparks die out, in flight… Nobody will met us at night, We will part on the bridge. My fire glistens in the fog, The sparks die out, in flight… Nobody will met us at night, We will part on the bridge. When the night is over, at the dusk, My darling, I will leave for the prairie With a crowd of gypsies After the wandering carriage. When the night is over, at the dusk, My darling, I will leave for the prairie With a crowd of gypsies After the wandering carriage. As a farewell, tie my fringed shawl In a knot on my neck! Like its ends, you and me Were close these days. As a farewell, tie my fringed shawl In a knot on my neck! Like its ends, you and me Were close these days

Кто-то мне судьбу предскажет? Кто-то завтра, сокол мой, На груди моей развяжет Узел, стянутый тобой? Вспоминай, коли другая, Друга милого любя, Будет песни петь, играя На коленях у тебя! Мой костёр в тумане светит, Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит, Мы простимся на мосту. Кто-то мне судьбу предскажет? Кто-то завтра, сокол мой, На груди моей развяжет Узел, стянутый тобой? Вспоминай, коли другая, Друга милого любя, Будет песни петь, играя На коленях у тебя! Мой костёр в тумане светит, Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит, Мы простимся на мосту. Who will tell me whats to be? Who will tomorrow, my darling, Untie on my neck The knot youve tied? Who will tell me whats to be? Who will tomorrow, my darling, Untie on my neck The knot youve tied? Do remember if another, Loving the dear friend, Will sing songs and play On your laps! Do remember if another, Loving the dear friend, Will sing songs and play On your laps! My fire glistens in the fog, The sparks die out, in flight… Nobody will met us at night, We will part on the bridge. My fire glistens in the fog, The sparks die out, in flight… Nobody will met us at night, We will part on the bridge. Ilya Repin

Владимир Соловьев Vladimir Solovev Око вечности The Eye of Eternity Владимир Соловьев Vladimir Solovev Око вечности The Eye of Eternity Одна, одна над белою землею Горит звезда И тянет вдаль эфирною стезею К себе - туда. О нет, зачем? В одном недвижном взоре Все чудеса, И жизни всей таинственное море, И небеса. Above white earth a single, single Star burns And draws one along a path of ether To itself - there. Oh, why is it so? In one steady gaze All wonders dwell, The mysterious sea of all life, And the heavens

That gaze is so close and so clear - Behold it, You, too, will be measureless and sublime - Master of all. И этот взор так близок и так ясен,- Глядись в него, Ты станешь сам - безбрежен и прекрасен - Царем всего. Arkhip Kuinji

Иннокентий Анненский Innokenty Annensky Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя... Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной молю ответа, Не потому, что от Нее светло, А потому, что с Ней не надо света. Among the worlds, the sparkling spheres, The name of One Star only I repeat... It's not because I love Her dearly But just because I pine with others. And when by doubt I'm troubled I pray to Her alone for answers. It's not because She gives off light, But just because with Her I don't need light

Вячеслав Иванов Viacheslav Ivanov Любовь Love Вячеслав Иванов Viacheslav Ivanov Любовь Love Мы - два грозой зажженные ствола, Два пламени полуночного бора; Мы - два в ночи летящих метеора, Одной судьбы двужалая стрела! Мы - два коня, чьи держит удила Одна рука, - одна язвит их шпора; Два ока мы единственного взора, Мечты одной два трепетных крыла. We are two trunks ignited by lightning Two flames in the midnight forest; We are two meteors flying in the night, The double-stinging arrow of a single fate! We are two horses whose reins are held By the same hand, - bitten by one spur; We are two eyes of a single gaze, Two trembling wings of one dream

Мы - двух теней скорбящая чета Над мрамором божественного гроба, Где древняя почиет Красота. Единых тайн двугласные уста, Себе самим мы - Сфинкс единый оба. Мы - две руки единого креста. We are a pair of shadows grieving Over the holy marble grave, Where ancient Beauty slumbers. The two-voiced mouth of secrets shared, We two make a single Sphinx. The two arms of a single cross.

Вячеслав Иванов Viacheslav Ivanov Русский ум The Russian mind Вячеслав Иванов Viacheslav Ivanov Русский ум The Russian mind Своеначальный, жадный ум, Как пламень, русский ум опасен: Так он неудержим, так ясен, Так весел он - и так угрюм. Подобный стрелке неуклонной, Он видит полюс в зыбь и муть, Он в жизнь от грезы отвлеченной Пугливой воле кажет путь. Как чрез туманы взор орлиный Обслеживает прах долины, Он здраво мыслит о земле, В мистической купаясь мгле. Willful and avid mind,- The Russian mind is dangerous as flame: So unrestrainable, so clear, A happy and a gloomy mind. Like the steady hand of a compass It sees the pole through swells and fog; It leads the timid will From distracted dreams to life. Like an eagle gazing through the mist To survey the valley's dust It soberly contemplates the earth, Floating in a mystic night.

Константин Бальмонт Konstantin Balmont

Константин Бальмонт Konstantin Balmont Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. И чем выше я шел, тем ясней рисовались, Тем ясней рисовались очертанья вдали, И какие-то звуки вдали раздавались, Вкруг меня раздавались от Небес и Земли. Чем я выше всходил, тем светлее сверкали, Тем светлее сверкали выси дремлющих гор, И сияньем прощальным как будто ласкали, Словно нежно ласкали отуманенный взор. И внизу подо мною уже ночь наступила, Уже ночь наступила для уснувшей земли, Для меня же блистало дневное светило, Огневое светило догорало вдали. Я узнал, как ловить уходящие тени, Уходящие тени потускневшего дня, И все выше я шел, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. In my dream, I was capturing the escaping shadows, The escaping shadows of the fading day; I was ascending the tower, and the stairs were trembling, And the stairs were trembling under my feet. And the higher I was rising, the more vivid they were, The more vivid they were, the shapes in the distance, And some sounds were heard in the distance They were heard around me as if coming from Sky and Earth. And the higher I was rising, the brighter was the blazing, The brighter was the blazing of the mountain peaks And with this blazing they were caressing, They were gently caressing the foggy glance. And below me, the night has already descended, The night has descended upon the dreamy earth, But for me, the sun was still shining The fiery sun was still shining in the distance. I have learned to capture the escaping shadows, The escaping shadows of the fading day, And higher and higher I was rising, and the stairs were trembling, And the stairs were trembling under my feet.

Константин Бальмонт Konstantin Balmont Я - изысканность русской медлительной речи, Предо мною другие поэты - предтечи, Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны. Я - внезапный излом, Я - играющий гром, Я - прозрачный ручей, Я - для всех и ничей. Переплеск многопенный, разорванно-слитный, Самоцветные камни земли самобытной, Переклички лесные зеленого мая – Все пойму, все возьму, у других отнимая. Вечно юный, как сон, Сильный тем, что влюблен И в себя и в других, Я - изысканный стих. I am the refinement of sluggish Russian speech, Next to me other poets are primeval, I was the first to divert these words Into ringing, angry, tender sounds. I am a sudden shift, I am playful thunder, I am a clear brook, I belong to all and no one. The foamy splash, discrete and coherent, Semi-precious stones of a unique land, The woodland calls of a green May – I'll grasp it all, claim it from others. Eternally young, like a dream, Strong with love For myself and others, I am refined verse.

Константин Бальмонт Konstantin Balmont Я не знаю мудрости, годной для других, Только мимолетности я влагаю в стих. В каждой мимолетности вижу я миры, Полные изменчивой радужной игры. Не кляните, мудрые. Что вам до меня? Я ведь только облачко, полное огня. Я ведь только облачко. Видите: плыву. И зову мечтателей... Вас я не зову! Mine is not a wisdom that would suit others, I only put the fleeting into verse. In every fleeting thing I see worlds Full of fickle, colorful play. Sages, curse me not. Why bother? I am a mere cloud, full of fire. I am a mere cloud. See me float. I call to dreamers...Not to you! Feodor Vasilyev

Константин Бальмонт Konstantin Balmont Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце И синий кругозор. Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце И выси гор. Я в этот мир пришел, чтоб видеть море И пышный цвет долин. Я заключил миры в едином взоре. Я властелин. Я победил холодное забвенье, Создав мечту мою. Я каждый миг исполнен откровенья, Всегда пою. Мою мечту страданья пробудили, Но я любим за то. Кто равен мне в моей певучей силе? Никто, никто. Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце, А если день погас, Я буду петь... Я буду петь о Солнце В предсмертный час! В предсмертный час! I entered this world to see the sun And the blue horizon. I entered this world to see the sun And the towering mountains. I entered this world to see the ocean And the bright array of vales. I encompassed worlds in a single glance I am master of all I survey. I triumphed over cold oblivion To create my dream. In each moment I stream with revelation, And I always sing. My dream was born through suffering, But I am loved for that. Who can rival the strength of my song? No one, no one. I entered this world to see the sun. And if the day should dim, I will sing...I will sing of the sun Until my dying hour!

Feodor Vasilyev

Александр Блок Alexander Blok

Александр Блок Alexander Blok Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою. Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою. Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче. Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче. И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели. И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели. И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у Царских Врат, Причастный Тайнам,- плакал ребенок О том, что никто не придет назад. И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у Царских Врат, Причастный Тайнам,- плакал ребенок О том, что никто не придет назад. A girl sang in the church choir Of all who are weary in foreign lands, Of all the ships gone out to sea, Of all who have forgotten their joy. A girl sang in the church choir Of all who are weary in foreign lands, Of all the ships gone out to sea, Of all who have forgotten their joy. Thus her voice sang, flying up to the dome, And a ray of sun shone on her white shoulder, And from the darkness all watched and listened As the white dress sang in the ray. Thus her voice sang, flying up to the dome, And a ray of sun shone on her white shoulder, And from the darkness all watched and listened As the white dress sang in the ray. And it seemed to all that joy would come, That all ships had reached shelter in peaceful harbors, That all weary people in foreign lands Had found themselves a serene life. And it seemed to all that joy would come, That all ships had reached shelter in peaceful harbors, That all weary people in foreign lands Had found themselves a serene life. And the voice was sweet, and the ray was thin, And only above, at the altar gates, In touch with Mystery, - a child wept Because no one will ever return... And the voice was sweet, and the ray was thin, And only above, at the altar gates, In touch with Mystery, - a child wept Because no one will ever return...

Александр Блок Alexander Blok О доблестях, о подвигах, о славе Я забывал на горестной земле, Когда твое лицо в простой оправе Перед мной сияло на столе. О доблестях, о подвигах, о славе Я забывал на горестной земле, Когда твое лицо в простой оправе Перед мной сияло на столе. Но час настал, и ты ушла из дому. Я бросил в ночь заветное кольцо. Ты отдала свою судьбу другому, И я забыл прекрасное лицо. Но час настал, и ты ушла из дому. Я бросил в ночь заветное кольцо. Ты отдала свою судьбу другому, И я забыл прекрасное лицо. Летели дни, крутясь проклятым роем... Вино и страсть терзали жизнь мою... И вспомнил я тебя пред аналоем, И звал тебя, как молодость свою... Летели дни, крутясь проклятым роем... Вино и страсть терзали жизнь мою... И вспомнил я тебя пред аналоем, И звал тебя, как молодость свою... Я звал тебя, но ты не оглянулась, Я слезы лил, но ты не снизошла. Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла. Я звал тебя, но ты не оглянулась, Я слезы лил, но ты не снизошла. Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла. Не знаю, где приют твоей гордыне Ты, милая, ты, нежная, нашла... Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий, В котором ты в сырую ночь ушла... Не знаю, где приют твоей гордыне Ты, милая, ты, нежная, нашла... Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий, В котором ты в сырую ночь ушла... Уж не мечтать о нежности, о славе, Все миновалось, молодость прошла! Твое лицо в его простой оправе Своей рукой убрал я со стола. Уж не мечтать о нежности, о славе, Все миновалось, молодость прошла! Твое лицо в его простой оправе Своей рукой убрал я со стола. All valor I forgot and noble deeds And glory on this grief-filled earth, While in a simple frame your face Glowed before me on the desk. All valor I forgot and noble deeds And glory on this grief-filled earth, While in a simple frame your face Glowed before me on the desk. The hour arrived, you left the house. I flung the cherished ring into the night. You pledged yourself to someone else, And I forgot your lovely face. The hour arrived, you left the house. I flung the cherished ring into the night. You pledged yourself to someone else, And I forgot your lovely face. The days flew by, a cursed swirling swarm... Liquor and passion tortured my existence... I recollected you inside the church, Called out to you as I would to my youth... The days flew by, a cursed swirling swarm... Liquor and passion tortured my existence... I recollected you inside the church, Called out to you as I would to my youth... I called. You would not look around, I wept, but you were pitiless. Sadly you wrapped yourself in a sky blue cloak Went out the door into the damp night. I called. You would not look around, I wept, but you were pitiless. Sadly you wrapped yourself in a sky blue cloak Went out the door into the damp night. I do not know, my sweet and tender one Where you found shelter for your pride... I sleep quite soundly, and I dream about the cloak You wore, as you went out into the night... I do not know, my sweet and tender one Where you found shelter for your pride... I sleep quite soundly, and I dream about the cloak You wore, as you went out into the night... I dream no more of tenderness or glory, They all have passed, my youth is gone! With my own hand I've taken off my desk Your face, inside its simple frame. I dream no more of tenderness or glory, They all have passed, my youth is gone! With my own hand I've taken off my desk Your face, inside its simple frame.

Александр Блок Alexander Blok О, я хочу безумно жить: Всё сущее - увековечить, Безличное - вочеловечить, Несбывшееся - воплотить! Пусть душит жизни сон тяжелый, Пусть задыхаюсь в этом сне, - Быть может, юноша веселый В грядущем скажет обо мне: Простим угрюмство - разве это Сокрытый двигатель его? Он весь - дитя добра и света, Он весь – свободы торжество! Oh, how desperately I want to live: Immortalize the real, Personify thefaceless, Give flesh to the nonexistent! Life's crushing dream may smother me I may suffocate as I dream, - And yet a lighthearted youth, perhaps Will say of me in times to come: Let us forgive his gloom - could it be That it was really his secret drive? He's but a child of goodness and light, He's but freedom's triumph!

Николай Гумилев Nikolay Gumilev Шестое чувство The sixth sense Прекрасно в нас влюбленное вино И добрый хлеб, что в печь для нас садится, И женщина, которою дано, Сперва измучившись, нам насладиться. Но что нам делать с розовой зарей Над холодеющими небесами, Где тишина и неземной покой, Что делать нам с бессмертными стихами? Fine is the wine that is in love with us, The goodly bread we wait for from the oven, And woman whom we have possessed, at last, After we've suffered under yoke her own. But what to do if a red sunset freezes Above a sky that's drowning in cold, Where there is silence and unearthly peace, What can one do with the immortal ode?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать. Мгновение бежит неудержимо, И мы ломаем руки, но опять Осуждены идти всё мимо, мимо. Как мальчик, игры позабыв свои, Следит порой за девичьим купаньем И, ничего не зная о любви, Все ж мучится таинственным желаньем; Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Еще не появившиеся крылья; Так век за веком - скоро ли, Господь? - Под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства. You can't eat it, or drink, or even kiss... The moment fled, and next one now hovers, And we wring hands, but yet once more miss – We are condemned to miss and miss it over. Just as a boy, forgetting games and friends, Sometimes beholds the girls bath in a river And, knowing nothing of the loving trends, Is yet tormented by a hidden fever; As once in time on overgrowing banks The moisten creature holed in despair Of self impotence, feeling on its back Wings - still unformed and very feeble pair, - So century after century - when, O Christ? Under the knife of liberal arts and nature The flesh breaks down and the spirit cries As they bear organs of the sixth sensation.

Борис Пастернак Boris Pasternak

Борис Пастернак Boris Pasternak Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела. Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела. Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме. Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме. Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела. Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела. На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья. На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья. Blizzards were blowing everywhere Throughout the land. A candle burned upon the table, A candle burned. Blizzards were blowing everywhere Throughout the land. A candle burned upon the table, A candle burned. As midgets in the summer fly Towards a flame, The snowflakes from the yard swarmed to The window pane. As midgets in the summer fly Towards a flame, The snowflakes from the yard swarmed to The window pane. And, on the glass, bright snowy rings And arrows formed. A candle burned upon the table, A candle burned. And, on the glass, bright snowy rings And arrows formed. A candle burned upon the table, A candle burned. And on the white illumined ceiling Shadow were cast, As arms and legs and destinies Fatefully crossed. And on the white illumined ceiling Shadow were cast, As arms and legs and destinies Fatefully crossed.

И падали два башмачка Со стуком на пол, И воск слезами с ночника На платье капал. И падали два башмачка Со стуком на пол, И воск слезами с ночника На платье капал. И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела. И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела. На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно. На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно. Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела. Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела. Two slippers fell on to the floor With a light sound, And waxen tears dripped from the candle Onto a gown. Two slippers fell on to the floor With a light sound, And waxen tears dripped from the candle Onto a gown. No object in the misty whiteness Could be discerned. A candle burned upon the table, A candle burned. No object in the misty whiteness Could be discerned. A candle burned upon the table, A candle burned. A mild draught coming from the corner Blew on the candle, Seduction's heat raised two wings crosswise As might an angel. A mild draught coming from the corner Blew on the candle, Seduction's heat raised two wings crosswise As might an angel. It snowed and snowed that February All through the land. A candle burned upon the table, A candle burned. It snowed and snowed that February All through the land. A candle burned upon the table, A candle burned.

Борис Пастернак Boris Pasternak Гамлет Hamlet Борис Пастернак Boris Pasternak Гамлет Hamlet Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку. На меня наставлен сумрак ночи Тысячью биноклей на оси. Если только можно, Aвва Oтче, Чашу эту мимо пронеси. Я люблю твой замысел упрямый И играть согласен эту роль. Но сейчас идет другая драма, И на этот раз меня уволь. Но продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить - не поле перейти. The noise subsides. I walk onto the stage. I listen closely to the echo of the hum And, leaning on the doorway, try to gauge Just what will happen in the age to come. The noise subsides. I walk onto the stage. I listen closely to the echo of the hum And, leaning on the doorway, try to gauge Just what will happen in the age to come. The twilight of the night has gathered A thousand opera-glasses pointing at me. If only you are willing, Abba Father, I pray to you, please take this cup from me. The twilight of the night has gathered A thousand opera-glasses pointing at me. If only you are willing, Abba Father, I pray to you, please take this cup from me. I love your plan, so fixed and stubborn And I agree to play this role. But, as of now, there is a different drama, This time, dismiss me, I implore. I love your plan, so fixed and stubborn And I agree to play this role. But, as of now, there is a different drama, This time, dismiss me, I implore. The plot is predetermined to proceed, The outcome of my destiny is sealed. There's Pharisees, hypocricy and greed. And life is not a walk across a field. The plot is predetermined to proceed, The outcome of my destiny is sealed. There's Pharisees, hypocricy and greed. And life is not a walk across a field.

Isaac Levitan

Осип Мандельштам Osip Mandelshtam Ленинград Leningrad Осип Мандельштам Osip Mandelshtam Ленинград Leningrad Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Ты вернулся сюда, так глотай же скорей Рыбий жир ленинградских речных фонарей, Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю подмешан желток. Где к зловещему дегтю подмешан желток. Петербург! я еще не хочу умирать! У тебя телефонов моих номера. У тебя телефонов моих номера. Петербург! У меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. По которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок, И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных. I have come back to my city, familiar to the point of tears, To the blood in my veins, to my childhoods swollen tonsils. You have come back here so swallow up quickly The cod-liver-oil of the Leningrad river-lamps: I have come back to my city, familiar to the point of tears, To the blood in my veins, to my childhoods swollen tonsils. You have come back here so swallow up quickly The cod-liver-oil of the Leningrad river-lamps: Quickly make up your mind to the short December day When the air is a mess of egg-yolk and evil tar. Petersburg! I do not wish to die yet: All my telephone numbers are with you. Petersburg! I still have addresses By which I shall find the voices of the dead. I live on a back-staircase. Wrenched out with the flesh The noise of a bell strikes in my temple, And all night long I wait for welcome guests Stirring at the fetters of door-chains.

Владимир Маяковский Vladimir Mayakovsky Послушайте! Listen! Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они были? Значит - кто-то называет эти плевочки жемчужиной? И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит - чтоб обязательно была звезда! - клянется - не перенесет эту беззвездную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: "Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!" Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?! Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они были? Значит - кто-то называет эти плевочки жемчужиной? И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит - чтоб обязательно была звезда! - клянется - не перенесет эту беззвездную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: "Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!" Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?! Listen! if the stars are lit, then someone needs it, of course? then someone wants them there, calling those droplets of spittle pearls? And wheezing, in the blizzards of midday dust, he rushes to God, fearing hes out of time, and sobbing, he kisses Gods sinewy hands, tells Him that its important, pleads to Him that the star must shine! vowing that he wont survive a starless torment! And later, he wanders, worried, though seemingly calm and fit, and tells somebody: Now? Nothing frightens you? Right?! Listen! if the stars are lit, then someone must really need them? then it is essential that at least one star lights up over the rooftops each night?! Listen! if the stars are lit, then someone needs it, of course? then someone wants them there, calling those droplets of spittle pearls? And wheezing, in the blizzards of midday dust, he rushes to God, fearing hes out of time, and sobbing, he kisses Gods sinewy hands, tells Him that its important, pleads to Him that the star must shine! vowing that he wont survive a starless torment! And later, he wanders, worried, though seemingly calm and fit, and tells somebody: Now? Nothing frightens you? Right?! Listen! if the stars are lit, then someone must really need them? then it is essential that at least one star lights up over the rooftops each night?!

Марина Цветаева Marina Tsvetaeva 1892 – 1939

Марина Цветаева Marina Tsvetaeva Молитва Prayer Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня. Ты мудрый, ты не скажешь строго: -"Терпи, еще не кончен срок". Ты сам мне подал -- слишком много! Я жажду сразу -- всех дорог! Всего хочу: с душой цыгана Идти под песни на разбой, За всех страдать под звук органа И амазонкой мчаться в бой; Гадать по звездам в черной башне, Вести детей вперед, сквозь тень... Чтоб был легендой - день вчерашний, Чтоб был безумьем - каждый день! Люблю и крест и шелк, и каски, Моя душа мгновений след... Ты дал мне детство - лучше сказки И дай мне смерть - в семнадцать лет! Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня. Ты мудрый, ты не скажешь строго: -"Терпи, еще не кончен срок". Ты сам мне подал -- слишком много! Я жажду сразу -- всех дорог! Всего хочу: с душой цыгана Идти под песни на разбой, За всех страдать под звук органа И амазонкой мчаться в бой; Гадать по звездам в черной башне, Вести детей вперед, сквозь тень... Чтоб был легендой - день вчерашний, Чтоб был безумьем - каждый день! Люблю и крест и шелк, и каски, Моя душа мгновений след... Ты дал мне детство - лучше сказки И дай мне смерть - в семнадцать лет! I need a miracle, Christ, My Lord! Here, now, before the sun can rise! O, let me pass on, while the world Is like a book before my eyes. No, You are fair and will not judge: Its not your time, and so live on. For You have given me too much! I long to take all roads - in one! I crave it all: With a gypsys passion, To raid and loot, singing a song, And hearing organs, feel compassion, And rush to war, - an Amazon; Wish on the stars, up in a dungeon, Lead kids through shadows on the way, Turn yesterday into a legend, And suffer madness every day! I love the helmet, cross and veil, My soul is but a moments gleam... Youve made my youth a fairytale, - Now, let me die - at seventeen! I need a miracle, Christ, My Lord! Here, now, before the sun can rise! O, let me pass on, while the world Is like a book before my eyes. No, You are fair and will not judge: Its not your time, and so live on. For You have given me too much! I long to take all roads - in one! I crave it all: With a gypsys passion, To raid and loot, singing a song, And hearing organs, feel compassion, And rush to war, - an Amazon; Wish on the stars, up in a dungeon, Lead kids through shadows on the way, Turn yesterday into a legend, And suffer madness every day! I love the helmet, cross and veil, My soul is but a moments gleam... Youve made my youth a fairytale, - Now, let me die - at seventeen!

Марина Цветаева Marina Tsvetaeva Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? Чья победа? Кто побежден? Всё передумываю снова, Всем перемучиваюсь вновь. В том, для чего не знаю слова, Была ль любовь? Кто был охотник? Кто добыча? Всё дьявольски-наоборот! Что понял, длительно мурлыча, Сибирский кот? В том поединке своеволий Кто, в чьей руке был только мяч? Чье сердце Ваше ли, мое ли Летело вскачь? И все-таки что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль? Under caresses of an ivy plaid I recall yesterday's dream. What was it? Who's been defeated? Whose victory? Rethinking everything once more, Torturing myself once again. In this, for which no word I know, Did love exist? Who was the hunter? – Who - the prey? Everything devilishly upside down. What with its lengthy purring understood The Siberian cat? In this self-willing one another Who in whose hand was but a ball? Whose heart flew - yours or mine, Do you recall? And still again - what has it been too? What do I want, what do I pity? And I don't know: Did I win? Did somebody Conquer me?

Konstantin Korovin

Марина Цветаева Marina Tsvetaeva Кто создан из камня, кто создан из глины, - А я серебрюсь и сверкаю! Мне дело - измена, мне имя - Марина, Я - бренная пена морская. Кто создан из камня, кто создан из глины, - А я серебрюсь и сверкаю! Мне дело - измена, мне имя - Марина, Я - бренная пена морская. Кто создан из глины, кто создан из плоти - Тем гроб и надгробные плиты... - В купели морской крещена - и в полете Своем - непрестанно разбита! Кто создан из глины, кто создан из плоти - Тем гроб и надгробные плиты... - В купели морской крещена - и в полете Своем - непрестанно разбита! Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети Пробьется мое своеволье. Меня - видишь кудри беспутные эти? - Земною не сделаешь солью. Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети Пробьется мое своеволье. Меня - видишь кудри беспутные эти? - Земною не сделаешь солью. Дробясь о гранитные ваши колена, Я с каждой волной - воскресаю! Да здравствует пена - веселая пена - Высокая пена морская! Дробясь о гранитные ваши колена, Я с каждой волной - воскресаю! Да здравствует пена - веселая пена - Высокая пена морская! Who's made of stone, who's made of mud, And I'm made from silver and shine. My act is betrayal, my name is Marina, The fragile sea foam am I. Who's made of stone, who's made of mud, And I'm made from silver and shine. My act is betrayal, my name is Marina, The fragile sea foam am I. Who is made from mud, who is made from flesh - There's coffin and coffin plates.. Baptized in a sea font and unceasingly Broken in my flight! Who is made from mud, who is made from flesh - There's coffin and coffin plates.. Baptized in a sea font and unceasingly Broken in my flight! Through every heart, through every net Will poke its head my will. You will not make me the salt of the earth Can you see these my loose curls? I resurrect with each wave, pounding Against your granite knees! May be well the foam - the high foam - The high foam of the seas! I resurrect with each wave, pounding Against your granite knees! May be well the foam - the high foam - The high foam of the seas!

Ivan Aivazovsky

Марина Цветаева Marina Tsvetaeva Ты, меня любивший фальшью Истины - и правдой лжи, Ты, меня любивший – дальше Некуда! - За рубежи! Ты, меня любивший дольше Времени. - Десницы взмах! Ты меня не любишь больше: Истина в пяти словах. You who loved me with the falseness Of truth - and the truth of lies. You who loved me-beyond Anything!-Over the edge! You who loved me beyond Time-Right hand, wave! You love me no more: The truth in five words. Victor Borisov-Musatov

Сергей Есенин Sergey Esenin

Сергей Есенин Sergey Esenin Не жалею, не зову, не плачу. Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, Я не буду больше молодым. Не жалею, не зову, не плачу. Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, Я не буду больше молодым. Ты теперь не так уж будешь биться, Сердце, тронутое холодком И страна березового ситца, Не заманит шляться босиком. И страна березового ситца, Не заманит шляться босиком. Дух бродяжий! ты все реже, реже Расшевеливаешь пламень уст. О, моя утраченная свежесть, Буйство глаз и половодье чувств! Я теперь скупее стал в желаньях, Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне. Все мы, все мы в этом мире тленны, Тихо льется с кленов листьев медь… Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть. Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть. I do not regret, and I do not shed tears, All, like haze off apple-trees, must pass. Turning gold, I'm fading, it appears, I will not be young again, alas. Having got to know the touch of coolness I will not feel, as before, so good. And the land of birch trees, - oh my goodness!- Cannot make me wander barefoot. Vagrant's spirit! You do not so often Stir the fire of my lips these days. Oh my freshness, that begins to soften! Oh my lost emotions, vehement gaze! Presently I do not feel a yearning, Oh, my life! Have I been sleeping fast? Well, it feels like early in the morning On a rosy horse I've galloped past. We are all to perish, hoping for some favor, Copper leaves flow slowly down and sway... May you be redeemed and blessed for ever, You who came to bloom and pass away.

Анна Ахматова Anna Akhmatova 1899 – 1966

Анна Ахматова Anna Akhmatova Вечером In the Evening Анна Ахматова Anna Akhmatova Вечером In the Evening Звенела музыка в саду Таким невыразимым горем. Свежо и остро пахли морем На блюде устрицы во льду. Он мне сказал: "Я верный друг!" И моего коснулся платья. Как не похожи на объятья Прикосновенья этих рук. Так гладят кошек или птиц, Так на наездниц смотрят стройных... Лишь смех в глазах его спокойных Под легким золотом ресниц. А скорбных скрипок голоса Поют за стелющимся дымом: "Благослови же небеса – Ты первый раз одна с любимым". The garden rang with music Of inexpressible despair. A dish of oysters spread on ice Smelled like the ocean, fresh and sharp. He told me: "I'm a faithful friend!"- And lightly touched my dress. How different from embraces The touch of those two hands. That's how one strokes a cat or bird Or looks at slender lady riders... Just laughter in his quiet eyes, Beneath his light gold lashes. And the despondent voices of the violins Sing out beyond the hanging smoke: "Give blessings to heaven above At last you're alone with your beloved."

Victor Borisov-Musatov

Анна Ахматова Anna Akhmatova Песня последней встречи Song of the Final Meeting Анна Ахматова Anna Akhmatova Песня последней встречи Song of the Final Meeting Так беспомощно грудь холодела, Но шаги мои были легки. Я на правую руку надела Перчатку с левой руки. Показалось, что много ступеней, А я знала - их только три! Между кленов шепот осенний Попросил: "Со мною умри! Я обманут моей унылой, Переменчивой, злой судьбой". Я ответила: "Милый, милый! И я тоже. Умру с тобой..." Эта песня последней встречи. Я взглянула на темный дом. Только в спальне горели свечи Равнодушно-желтым огнем. My breast grew helplessly cold, But my steps were light. I pulled the glove from my left hand Mistakenly onto my right. It seemed there were so many steps, But I knew there were only three! Amidst the maples an autumn whisper Pleaded: "Die with me! I'm led astray by evil Fate, so black and so untrue. I answered: I, too, dear one! I, too, will die with you... This is a song of the final meeting. I glanced at the house's dark frame. Only bedroom candles burning With an indifferent yellow flame.

Ivan Kramskoy

Анна Ахматова Anna Akhmatova Анна Ахматова Anna Akhmatova Сжаты руки под темной вуалью... "Отчего ты сегодня бледна?" - Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Сжаты руки под темной вуалью... "Отчего ты сегодня бледна?" - Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Как забуду? Он вышел, шатаясь, Искривился мучительно рот... Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до ворот. Как забуду? Он вышел, шатаясь, Искривился мучительно рот... Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до ворот. Задыхаясь, я крикнула: "Шутка Все что было. Уйдешь, я умру". Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: "Не стой на ветру". Задыхаясь, я крикнула: "Шутка Все что было. Уйдешь, я умру". Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: "Не стой на ветру". Dark my veil. Hands clenched painfully, tightly. "Why so white-faced?" "To think, just to think! It was I made him to drink; of the biting Wine of sorrow I forced him to drink. Dark my veil. Hands clenched painfully, tightly. "Why so white-faced?" "To think, just to think! It was I made him to drink; of the biting Wine of sorrow I forced him to drink. How forget? Out he staggered with failing Strength, and face oddly twisted and grim. I ran down without touching the handrail, To the gateway I ran after him. How forget? Out he staggered with failing Strength, and face oddly twisted and grim. I ran down without touching the handrail, To the gateway I ran after him. "Please don't go!' I gasped out. 'I was only Jesting... Please!.. Or I'll die...' With a blind, With a terrible smile, almost tonelessly, He brought out 'Do not stand in the wind'" "Please don't go!' I gasped out. 'I was only Jesting... Please!.. Or I'll die...' With a blind, With a terrible smile, almost tonelessly, He brought out 'Do not stand in the wind'"

Valentin Serov

The End