«Я слышу - и судьбе я покоряюсь грозной…» А.А.Фет. - презентация

1 «Я слышу - и судьбе я покоряюсь грозной…» А.А.Фет

2 Афанасий Афанасьевич Фет ( гг.) был внебрачным сыном помещика Шеншина, а фамилию свою получил от матери Шарлотты Фет, одновременно с этим утратив права на дворянство. Многие годы потом он будет добиваться потомственного дворянского звания через службу в армии, добьется и получит дворянскую фамилию Шеншин. Но в литературе навсегда останется как Фет.

3 Учился Фет на словесном факультете Московского университета, еще студентом издал свою первую книгу «Лирический Пантеон». Чтобы восстановить дворянство, служил в армии с 1845 по 1858 в кавалерийских войсках, в полку тяжелой артиллерии, в гвардейском уланском полку. После службы приобрел большие земли и стал помещиком.

4 В 1857 году Фет женился. Но этому предшествовала трагическая любовь, которая на всю жизнь оставила след в сердце поэта. Во время армейской службы на Украине поэт познакомился с Марией Лазич. Это была высокообразованная девушка, талантливая музыкантша, чья игра вызвала восхищение у гастролировавшего тогда на Украине Ференца Листа. Она была страстной поклонницей поэзии Фета и полюбила его самозабвенно.

5 Но Фет не решился жениться на этой девушке, потому что тогда не имел возможности содержать семью. И так получилось, что Мария Лазич в этот момент трагически погибла загорелось платье от упавшей свечи... Умирала она в жутких муках. Говорили о самоубийстве из-за «расчетливости» Фета. Так это или нет точно не известно, но Фет потом всю жизнь в стихах возвращался к образу этой девушки. Прочтите, например, «Долго снились мне вопли рыданий твоих...»

6 Долго снились мне вопли рыданий твоих: То был голос обиды, бессилия плач; Долго, долго мне снился тот радостный миг, Как тебя умолил я - несчастный палач. Проходили года, мы умели любить, Расцветала улыбка, грустила печаль; Проносились года, - и пришлось уходить: Уносило меня в неизвестную даль. Подала ты мне руку, спросила: "Идешь?" Чуть в глазах я заметил две капельки слез; Эти искры в глазах и холодную дрожь Я в бессонные ночи навек перенес.

7 Фет женился через семь лет после этой трагедии на сестре своего приятеля видного критика и писателя Василия Боткина, взяв за нею хорошее приданое. Женившись, Фет целиком ушел в хозяйство и даже, надо сказать, был образцовым помещиком. Прибыль у него в хозяйстве все время росла.

8 Стихи он писал до самой глубокой старости. В 1880 году издал серию небольших сборников стихотворений под названием «Вечерние огни». Книжки эти выходили тиражом всего по несколько сот экземпляров и все же не были распроданы. Но минули десятилетия, и «Вечерние огни» стали переиздаваться уже в наше время миллионными тиражами.

9 В старости Фет нередко говорил жене: «Ты никогда не увидишь, как я умру». 21 ноября 1892 он нашел предлог, чтобы отослать из дома жену, позвал секретаря и продиктовал: «Не понимаю сознательно приумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному». Подписав эту записку, Фет схватил стальной стилет, служивший для разрезания бумаг... Секретарь, поранив себе руку, вырвала стилет. Тогда Фет побежал в столовую, схватился за дверцу ящика, где хранились ножи, но упал и умер... смерть его как бы была и не была самоубийством. Есть в ней нечто общее с гибелью Марии Лазич: было или не было?..

10 Поэзия Фета покоится на эстетике прекрасного, на принципах гармонии, меры, равновесия. Она воспроизводит душевные состояния, лишенные всякой конфликтности, борьбы, резких эффектов; рассудок не борется с чувством, «наивное» наслаждение жизнью не омрачается моральными побуждениями.

11 Это утро, радость эта, Эта мощь и дня и света, Этот синий свод, Этот крик и вереницы, Эти стаи, эти птицы, Этот говор вод, Эти ивы и березы, Эти капли - эти слезы, Этот пух - не лист, Эти горы, эти долы, Эти мошки, эти пчелы, Этот зык и свист, Эти зори без затменья, Этот вздох ночной селенья, Эта ночь без сна, Эта мгла и жар постели, Эта дробь и эти трели, Это всё - весна.

12 Зреет рожь над жаркой нивой, И от нивы и до нивы Гонит ветер прихотливый Золотые переливы. Робко месяц смотрит в очи, Изумлен, что день не минул, Но широко в область ночи День объятия раскинул. Над безбрежной жатвой хлеба Меж заката и востока Лишь на миг смежает небо Огнедышащее око.

13 Опять осенний блеск денницы Дрожит обманчивым огнем, И уговор заводят птицы Умчаться стаей за теплом. И болью сладостно-суровой Так радо сердце вновь заныть, И в ночь краснеет лист кленовый, Что, жизнь любя, не в силах жить.

14 Шумела полночная вьюга В лесной и глухой стороне. Мы сели с ней друг подле друга. Валежник свистал на огне. И наших двух теней громады Лежали на красном полу, А в сердце ни искры отрады, И нечем прогнать эту мглу! Березы скрипят за стеною, Сук ели трещит смоляной... О друг мой, скажи, что с тобою? Я знаю давно, что со мной!

15 Задача поэзии Фета раскрытие красоты в природе и человеке; она витает в сфере изящного, грациозного. В красоте для Фета осуществляется связь идеального и данного, «духовного» и «плотского»; гармоническое сочетание двух этих миров получает выражение в эстетике поэта.

16 «Alter ego»* (Второе Я) Как лилея глядится в нагорный ручей, Ты стояла над первою песней моей, И была ли при этом победа, и чья, - У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья? Ты душою младенческой все поняла, Что мне высказать тайная сила дала, И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить. Та трава, что вдали, на могиле твоей, Здесь, на сердце, чем старее оно, тем свежей, И я знаю, взглянувши на звезды порой, Что взирали на них мы как боги с тобой. У любви есть слова, те слова не умрут. Нас с тобой ожидает особенный суд; Он сумеет нас сразу в толпе различить, И мы вместе придем, нас нельзя разлучить!

17 Гаснет заря в забытьи, в полусне. Что-то неясное шепчешь ты мне; Ласки твои я расслушать хочу, - "Знаю, ах, знаю", - тебе я шепчу. В блеске, в румяном разливе огня, Ты потонула, ушла от меня; Я же, напрасной истомой горя, - Летняя вслед за тобою заря. Сладко сегодня тобой мне сгорать, Сладко, летя за тобой, замирать... Завтра, когда ты очнешься иной, Свет не допустит меня за тобой.

18 Постоянно у Фета стремление приобщить «прекрасное мгновение» к вечности. Просветленное и умиротворенное лирическое созерцание основная настроенность поэзии Фета. Обычные для Фета объекты созерцания пейзаж, античный или среднерусский, подчас с мифологическими фигурами, группы из античного и мифологического мира, произведения скульптуры и т. д.

19 Там, под оливами, близ шумного каскада, Где сочная трава унизана росой, Где радостно кричит веселая цикада И роза южная гордится красотой, Где храм оставленный подъял свой купол белый И по колоннам вверх кудрявый плющ бежит, - Мне грустно: мир богов, теперь осиротелый, Рука невежества забвением клеймит. Вотще... В полночь, как соловей восточный Свистал, а я бродил незримый за стеной, Я видел: грации сбирались в час урочный В былой приют заросшею тропой. Но в плясках ветреных богини не блистали Молочной пеной форм при золотой луне; Нет, - ставши в тесный круг, красавицы шептали... «Эллада!» - слышалось мне часто в тишине.

20 Поэзия Фета направлена на мелькающие, смутные ощущения и возбуждаемые ими неуловимые, тающие эмоции; она становится поэзией интимных душевных состояний, зародышей и отблесков чувств; она становится поэзией бессознательного, воспроизводит сны, грезы, фантазии; настойчиво звучит в ней мотив невыразимости переживания. Поэзия закрепляет мгновенный порыв живого чувства; однородность переживания нарушается, появляются сочетания противоположностей, хотя и гармонически примиренных («страдание блаженства», «радость страдания» и т. п.).

21 Отсталых туч над нами пролетает Последняя толпа. Прозрачный их отрезок мягко тает У лунного серпа. Царит весны таинственная сила С звездами на челе. - Ты, нежная! Ты счастье мне сулила На суетной земле. А счастье где? Не здесь, в среде убогой, А вон оно - как дым. За ним! за ним! воздушною дорогой - И в вечность улетим!

22 Ты прав. Одним воздушным очертаньем Я так мила. Весь бархат мой с его живым миганьем - Лишь два крыла. Не спрашивай: откуда появилась? Куда спешу? Здесь на цветок я легкий опустилась И вот - дышу. Надолго ли, без цели, без усилья, Дышать хочу? Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья И улечу.

23 Природа выступает в поэзии Фета как космический пейзаж. Реальная действительность, изменчивый мир движения и деятельности, общественно-исторической жизни с ее враждебными поэту процессами, «базар крикливый», предстают как «сон мимолетный», как призрак.

24 Учись у них - у дуба, у березы. Кругом зима. Жестокая пора! Напрасные на них застыли слезы, И треснула, сжимается, кора. Все злей метель и с каждою минутой Сердито рвет последние листы, И за сердце хватает холод лютый; Они стоят, молчат; молчи и ты! Но верь весне. Ее промчится гений, Опять теплом и жизнию дыша. Для ясных дней, для новых откровений Переболит скорбящая душа.

25 Одной из основных у Фета становится тема прорыва в иной мир, полета, образ крыльев. Мгновение, запечатлеваемое теперь, момент интуитивного постижения поэтом-пророком мира сущностей. В поэзии Фета появляется оттенок пессимизма в отношении к земной жизни; его приятие мира теперь - это философское примирение с концом, со смертью как с возвращением к вечности.

26 Вчера расстались мы с тобой. Я был растерзан. - Подо мной Морская бездна бушевала. Волна кипела за волной И, с грохотом о берег мой Разбившись в брызги, убегала. И новые росли во мгле, Росли и небу и земле Каким-то бешеным упреком; Размыть уступы острых плит и вечный раздробить гранит Казалось вечным их уроком. А ныне - как моя душа, Волна светла, - и, чуть дыша, Легла у ног скалы отвесной; И, в лунный свет погружена, В ней и земля отражена И задрожал весь хор небесный.

27 Лучшее в наследстве Фета это лирика любви и природы, тонких и благородных человеческих чувствований, воплощенных в исключительно богатой и музыкальной поэтической форме.

28 Я тебе ничего не скажу, И тебя не встревожу ничуть, И о том, что я молча твержу, Не решусь ни за что намекнуть. Целый день спят ночные цветы, Но лишь солнце за рощу зайдет, Раскрываются тихо листы, И я слышу, как сердце цветет. И в больную, усталую грудь Веет влагой ночной... я дрожу, Я тебя не встревожу ничуть, Я тебе ничего не скажу.

29 Шепот, робкое дыханье. Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья. Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица, В дымных тучках пурпур розы, Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!..

30 В благословенный день, когда стремлюсь душою В блаженный мир любви, добра и красоты, Воспоминание выносит предо мною Нерукотворные черты. Пред тенью милою коленопреклоненный, В слезах молитвенных я сердцем оживу И вновь затрепещу, тобою просветленный, я Но все тебя не назову. И тайной сладостной душа моя мятется; Когда ж окончится земное бытие, Мне ангел кротости и грусти отзовется На имя нежное твое.

31 Прозвучало над ясной рекою, Прозвенело в померкшем лугу, Прокатилось над рощей немою, Засветилось на том берегу. Далеко, в полумраке, луками Убегает на запад река. Погорев золотыми каймами, Разлетелись, как дым, облака. На пригорке то сыро, то жарко, Вздохи дня есть в дыханье ночном, - Но зарница уж теплится ярко Голубым и зеленым огнем.

32 К концу жизни Фета его лирика все более становилась философской. Постоянно звучит теперь у Фета мотив единства человеческого и мирового духа, слияния «я» с миром, присутствия «всего» в «одном», всеобщего в индивидуальном. Любовь превратилась в жреческое служение вечной женственности, абсолютной красоте, объединяющей и примиряющей два мира.

33 Одна звезда меж всеми дышит И так дрожит, Она лучом алмазным пышет И говорит: Не суждено с тобой нам дружно Носить оков, Не ищем мы и нам не нужно Ни клятв, ни слов. Не нам восторги и печали, Любовь моя! Но мы во взорах разгадали, Кто ты, кто я. Чем мы горим, светить готово Во тьме ночей; И счастья ищем мы земного Не у людей.

34 В страданье блаженства стою пред тобою, И смотрит мне в очи душа молодая, Стою я, овеянный жизнью иною, Я с речью нездешней, я с вестью из рая. Слетел этот миг не земной, не случайной, Над ним так бессильны житейские грози, Но вечной уснет он сердечною тайной, Как вижу тебя я сквозь яркие слезы. И в трепете сердце, и трепетны руки, В восторге склоняюсь пред чуждою властью, И мукой блаженства исполнены звуки, В которых сказаться так хочется счастью.